90 
– Она много страдала, – сказал Александр.
– Да. Димитри был моим другом, но он плохо относился к ней.
– Да. – Александр все видел с пугающей ясностью зверя. – Он заставил Анастасию взлететь слишком высоко и упасть слишком глубоко.
– Ему надо было больше ее любить.
Александр вытянулся на земле, распрямляя мышцы кошачьего тела.
– Когда ты с Анастасией, как ты удерживаешь логоша?
– Я не удерживаю. Логош – не зло. Мы сильные и опасные, но это только одна сторона. Мы нежно любим своих партнерш и детей.
– Ты всю жизнь практиковался, как быть логошем, а я всего несколько недель.
– Это твоя неотъемлемая часть. Ты должен ее принять как нечто неизбежное.
– Я не хочу навредить Миган.
– Тогда пусть она поможет тебе. Каждому нвенгарийцу присуще безрассудство, как логошу. Нвенгарийцы хвастают своей необузданностью, в то время как логоши остаются мирными людьми, пока не возникает необходимость в обратном. Пусть твоя любовь к Миган принесет тебе мир.
Александр фыркнул, это могут и пантеры.
– Любовь – как раз те чары, которые доводят меня до бешенства. Я хочу наслаждаться ею, хочу… – Он оборвал себя. – Любовному привороту все равно, нанесу я ей вред или нет.
– Тогда ты должен посмотреть, что на самом деле в твоем сердце, без приворота.
– Или разрушить приворот. Эта Черная Анна, должно быть, сильная ведьма, раз все время от меня ускользает. Я буду за ней охотиться.
– Предупреждаю: ты ее не найдешь.
Александр зарычал:
– Я должен ее найти. То, что у меня в сердце, перемешалось с любовным приворотом, и я не знаю, что на самом деле чувствую.
– Узнаешь, если вглядишься.
– Чертов логош. – Александр перекатился на лапы. – Я знаю, что я только наполовину логош, поэтому не говорю загадками. Только полный логош загадочен, как ты.
К его удивлению, Мин улыбнулся волчьей улыбкой:
– Полезное свойство.
Александр побежал обратно, туда, где оставил свою одежду. Он принял человеческий облик, вернулся в трактир, где снял комнату, и уже утром верхом поехал в Лондон.
– Загляни в сердце, – с циничной ухмылкой повторил он совет Мина. – Я не заглядывал в него так давно, что уверен – мне совсем не понравится то, что я там найду.
Первый бал, который дала великая герцогиня Нвенгарийская, на годы стал темой для разговоров в высшем свете, причем сразу по нескольким причинам.
– Ты не виновата, дорогая, – говорила Симона несколько дней спустя, развернув газету с очередной статьей. – Ты не могла предвидеть… всего.
Начало было прекрасным. По всему дому лакеи карабкались по стенам, украшая их шторами и гирляндами цветов. Миссис Колдуэлл и Миган выбрали нвенгарийские цвета – красный, синий и переливчато-золотой, эти краски сияли ярче любых букетов.
В бальном зале были развешаны флаги Нвенгарии и Англии, поскольку темой приема были добрые отношения между двумя странами. Миссис Колдуэлл сказала, есть большой плюс в том, что Миган – голубых кровей, что она происходит из безупречной английской семьи, может, небогатой, но родовитой. А порода всегда важнее любого богатства.
Миган старалась этому верить, хотя знала, что половина общества смотрит на нее как на деревенскую деваху в пышном наряде.
Музыканты настраивали инструменты в углу зала, дворецкий туда-сюда таскал бутылки вина, лакеи носились по последним поручениям. Сьюзен получила час на то, чтобы одеть Миган, и еще час, чтобы сделать прическу. Ей помогали вторая горничная и миссис Колдуэлл.
Результат получился ошеломляющий. Серебряное платье плотно облегало тело Миган и переливалось под темно-синей сеткой, кружок бриллиантов сверкал в волосах. Ансамбль выглядел простым, но невероятно элегантным, невозможно было отвести глаз.
Миган обошла дом – осторожно, чтобы не повредить прическу, ей пришлось выдержать в кресле час, пока Сьюзен взбивала и накручивала волосы. Казалось, все готово, все прекрасно, но Миган нервничала.
– Не волнуйся, дорогая, – сказала Симона, блистая драгоценностями, которые ей дала Миган. – Все общество будет тебе завидовать. У тебя роскошный дом, роскошный муж и роскошные бриллианты, а бал будет лучшим в сезоне. Все только о тебе и говорят, дорогая.
Миган никогда не была стеснительной, любила прямолинейность, что часто нервировало Симону, но при словах Симоны затрепетала. Ей никогда не привыкнуть быть в центре внимания! Еще ее беспокоило, что лед растает, цветы завянут, а с ее губ вдруг да сорвутся слова, которые великой герцогине нельзя говорить тому или другому человеку. Ее первый бал газеты или назовут блестящим, или напишут такой отчет, что придется до конца жизни прятаться под кроватью.
90 
