20 
Его широкие плечи вздрагивали под ее ладонями, она склонила его голову к своему тонкому плечу.
– Ничего, Джекоб, – мягко повторила она баюкающим голосом. – Ничего, это правильно – по нему поплакать. Он был твоим отцом, и ты любил его. Он тоже любил тебя. – Она нежно потянула его вниз, пока они оба не сели на пол, черный от сажи, чего ни один из них не заметил. Она притянула его голову к себе на грудь, прижала к сердцу. Ее руки гладили его темные волосы, она укачивала его и тихо бормотала утешенья.
И тогда он заплакал. Рыданья сотрясали его большое тело, приникшее к ней, как ребенок к матери. Слезы Джейка промочили ей платье, а ее слезы падали на его склоненную голову, как капли дождя. Сердце Тори разрывалось от разделенной печали, от мучительной его потери.
Постепенно его рыдания стихли, но, когда он хотел смущенно отодвинуться от нее, она не разжала объятий.
– Нет, Джекоб. Дай мне подержать тебя. Позволь мне отдать тебе сейчас мою силу.
Он снова расслабился, прислонясь к ней, и так сидели они тихо вместе неизвестно сколько времени, обнимая друг друга. Наконец он заговорил, и голос его звучал глухо и хрипло:
– Наверное, я любил его больше, чем полагал. Никогда бы не подумал, что его смерть будет для меня таким ударом. Мне не хватает этого лысого старика. – Голос его прервался, он подавлял слезы, вновь подступившие к горлу.
– Знаю, Джекоб, – мягко промолвила она. – Знаю.
Еще какое-то время она продолжала прижимать его к себе, потом, вспомнив, почему начала разыскивать его, легко поцеловала в макушку и прошептала:
– Джекоб, доктор скоро уедет. Ты еще хочешь поговорить с ним о маме?
С глубоким вздохом Джейк слегка отодвинулся от своего изголовья, от груди Тори. Он старался не поворачивать к ней голову, чтобы скрыть опухшее от слез лицо, но голос его осип и звучал хрипло:
– Ага. Почему бы тебе не пойти к нему и сказать, что я подойду через несколько минут.
Тонкие пальчики погладили его горящие щеки, невзирая на сопротивление, ласково повернули его лицо. С нежностью, от которой у него перехватило дыхание и которая чуть не заставила его снова заплакать, ее прохладные губы легонько коснулись его опухших век. Затем неожиданно и трогательно ее ласковый язык слизнул соленые слезы с его лица. Как кошка-мать, умывающая своего котенка, Тори успокаивала его своими теплыми влажными ласками.
Джейк знал: проживи он еще хоть сто лет, никогда ему не забыть этого мгновения. Оно сохранился в его сердце как сокровище. Он огорчился, когда Тори осознала, насколько интимным был ее жест, почувствовала неловкость и, дав смущению пересилить свой душевный порыв, отодвинулась от него. Яркие пятна румянца вспыхнули у нее на щеках, она неуклюже поднялась на ноги и пробормотала:
– Пойду скажу доктору Грину, что ты сейчас будешь, – и кинулась из комнаты, не желая и не в силах встретиться взглядом с его растерянными золотыми глазами.
ГЛАВА 5
Доктор был более, чем когда-либо, озабочен состоянием Кармен.
– Ее легкие очень ослаблены, и при прослушивании мне показалось, что они наполняются жидкостью, – мрачно сообщил он Джейку. – Я сказал бы, что она близится к какому-то кризису, и, преодолеет ли его или нет, угадать невозможно. – Уже собираясь уходить, он добавил: – Посылайте за мной, если понадобится, сделаю что смогу. А пока я велел Розе соорудить над постелью Кармен что-то вроде палатки из одеял. Она должна поставить под них горшки с кипящей водой и листьями коровяка, чтобы облегчить дыхание, и еще я наказал прикладывать Кармен прямо к груди камфорный компресс.
Глотая слезы, Тори спросила слабым голосом, резанувшим Джейка по сердцу:
– Как вы думаете, должны мы послать за отцом Ромеро?
Сожалея, что не может дать другого ответа, доктор кивнул:
– Неплохая мысль, и, так как я поеду к ранчо Шедли мимо церкви, мне не составит труда пере дать отцу Ромеро, чтобы он навестил вас.
Днем приехал молодой священник. От одного его присутствия и молитв Кармен, казалось, стало легче, и Тори порадовалась, что они послали за ним. Он оставался почти до вечера, и Тори нашла время поговорить с ним наедине и исповедаться. Затем, так как Кармен хуже не становилось, добрый отец уехал. Как и доктор, он сказал Тори немедленно позвать его, если он снова понадобится.
– Я приеду в любое время дня и ночи, – пообещал он.
Тори отчаянно молилась за жизнь матери. Она знала, что примет волю Господа, какой бы она ни была, но сию минуту ей было трудно смириться. За то короткое время, что Кармен начала было выздоравливать, они снова стали так же близки, как перед отъездом Тори в монастырь. Хотя матери было трудно говорить, она расспрашивала Тори о ее жизни среди сестер. Ей хотелось знать, была ли Тори счастлива, о чем мечтала, скучала ли по дому и старым друзьям, не жалела ли о своем выборе. Тори долгими часами разговаривала с матерью, все время стараясь скрыть свою все возрастающую растерянность, свои новые мучительные отношения с Джейком. Она проявляла чудеса изворотливости при любом упоминании о Рое, инстинктивно понимая, что Кармен еще недостаточно окрепла, чтобы вынести известие о его смерти. Вместо этого она читала ей, расчесывала волосы, болтала о друзьях и соседях. Она рассказывала ей все мало-мальски интересные подробности своего пребывания в монастыре, а когда Кармен хотелось поговорить самой, Тори расспрашивала мать о том, что произошло на ранчо в ее отсутствие.
20 
