22 
Он подцепил из котелка кусочек мяса.
— Проголодались?
— Нет. А воды бы выпила с удовольствием.
Флинт присел рядом и поднес к ее губам флягу.
— Только не все сразу. И лучше бы чего-нибудь поесть.
— Не хочется. — Гарнет смотрела, как он вернулся к костру и переложил несколько кусочков мяса из котелка на жестяную тарелку, потом подошел и подал ей вместе с вилкой.
— Съешьте хотя бы это. У вас два дня не было маковой росинки во рту. Нужно восстанавливать силы. — Сам он устроился рядом и продолжал пальцами доставать мясо из котелка.
— А кролик? Разве забыли? Я его ела вчерашним утром.
— Это было позавчера. Вы, рыжая, в обморок не падали. Вы два дня оставались без сознания.
Гарнет, пораженная, уставилась на Флинта:
— Вы хотите сказать…
— Пылали в лихорадке со вчерашнего утра, с тех самых пор, как вас укусила змея. Хорошо, что все обошлось. А теперь поешьте. — Последние слова он произнес по-настоящему требовательным тоном. — Если сможете, утром надо отсюда выбираться.
Вся еще не придя в себя, Гарнет машинально ткнула вилкой в тарелку и положила в рот кусочек мяса.
— Неужели все это время я была без сознания? — Она благодарно посмотрела на Флинта: — А вы за мной ухаживали? Чем же мне вам отплатить?
— Для начала уймитесь со своими глупыми фокусами. По крайней мере до того момента, как мы приедем в Команч-Уэллс. А там, вдовушка Скотт, мы с вами расстанемся.
«Зря надеешься, мистер Маккензи», — подумала она, откинулась назад и прожевала очередную порцию мяса.
— На белку не похоже. Я такого не ела. На вкус больше походит на цыпленка.
— А это и не белка. Белку я съел вчера.
— Тогда что же это?
— Змея.
Вилка звякнула о жестяную тарелку.
— Змея? — Гарнет с трудом проглотила внезапно застрявший в горле кусок.
— Именно. — Флинт выхватил из котелка еще один ломтик и отправил прямиком в рот. — Та самая, что вас вчера укусила.
То, что Гарнет услышала, показалось ей чудовищным. Она швырнула тарелку на землю так, что вилка подлетела в воздух и приземлилась как раз у ног Флинта. Маккензи поднял ее и посмотрел на Гарнет с изумлением.
— Не хотите — не ешьте. Я сам съем.
Как только до нее дошел смысл слов спутника, Гарнет почувствовала, что задыхается. Мужчина, которого она собиралась сделать своим мужем, мужчина, который спас ей жизнь, оказался бессердечным чурбаном! Безразличие к ее мукам было трудно вынести само по себе. Но иметь наглость приготовить укусившую ее змею — и к тому же потчевать этой змеей пострадавшую — это показалось ей слишком. Гарнет сжала кулачок и погрозила спутнику.
— Попомните мои слова, Флинт Маккензи. Пусть мне хоть сто лет потребуется, но я сумею с вами расквитаться! — провозгласила она в ярости внезапно огрубевшим голосом.
Флинт сдвинул шляпу на затылок и в недоумении воскликнул:
— Черт побери, о чем вы толкуете?
— Ах вы ничтожный, жалкий человек! Я считала, что вы заслуживаете моего доверия! А вы оказались хуже… хуже… гадкой змеи!
— Знаете что, леди, вы либо все еще бредите, либо, как я сразу подумал, в самом деле сбрендили.
— Нет, мистер Маккензи, сбрендила не я. Это вы ненормальный. Как вы могли проглотить змею, которая меня укусила? У вас есть совесть, сэр? А потом накормить и меня.
— Я вижу, змеиный яд — ничто по сравнению с тем, что вы сейчас источаете. Никогда не переносил грубых женщин. Не собираюсь и сейчас!
— Грубых женщин! Подумайте только! Да вы, сэр, самый отвратительный тип из всех, кого я имела несчастье встречать! Не желаете слушать о себе правду! — Глаза Гарнет метали молнии. — Сами без конца намекали на мою глупость и неприспособленность. А как дело дошло до самого — сразу в кусты!
— А с чего, леди, вы взяли, что дело дошло до меня? Не я проморгал — не меня укусила змея.
— А надо было позволить ей вас укусить!
— Надо было позволить ей сожрать белку. Только сумасшедший может задирать гремучую змею.
— Значит, по-вашему, сумасшедший — это тот, кто заботится не только о себе, но и о других?
— Белке так или иначе предстояло кончить в чьем-либо брюхе. И у меня большие подозрения, что вы принялись пугать змею, потому что хотели, чтобы это брюхо было вашим. Так что, вдовушка Скотт, оставьте ваши разговоры о благородстве. Они сплошное лицемерие.
Такая рассудительность еще больше разозлила Гарнет. В ярости она забыла, насколько ослабла, и, чтобы продолжить битву на равных, вскочила на ноги. Голову тут же захлестнула волна боли, колени подогнулись, и последнее, что она услышала, был голос Флинта Маккензи:
22 
