25 
А шумерская наука владения словом перешла к иудейским волхвам и вавилонским магам.
Другой же древнейшей цивилизации — Древнему Египту — пришлось открывать тайны владения словом практически самостоятельно. И в этом она весьма и весьма преуспела.
Но об этом уже рассказывалось в предыдущей книге.
Сейчас же — небольшой, но ослепительно яркий эпизод из европейского Средневековья, которое без натяжки можно назвать эпохой внушения.
XI век для западной Европы характерен тем, что в этот период времени начинается ее резкий экономический и культурный подъем.
Впервые после падения Римской империи начались серьезные изыскания в области строительства, законодательства, медицины и гуманитарных наук.
Повысился уровень образования среди духовенства и светской аристократии.
Прогрессом было и усиление влияния духовенства. Это влияние ограничивало феодальный беспредел рыцарства в отношении простолюдинов.
Хотя, конечно, еретиков и ведьм жгли, как полагается, по-черному.
Но какая эпоха, скажите мне на милость, обходится без своих ведьм и еретиков?
И сегодня мир полон "слугами дьявола" и «еретиками», которых лупят крылатыми ракетами и экономическими санкциями…
Вторжение турок подчинило Восток новым владыкам, а палестинских христиан — притеснителям-иноверцам.
Ватикан сильно обиделся на такой беспредел со стороны пришлых бандитов.
Задиристый Папа Григорий VII попытался натравить христиан на зарвавшихся агрессоров-мусульман.
Однако доблестное европейское рыцарство послало Папу к чертям собачьим. Ибо было больше занято грабежами и своими местными разборками, нежели судьбой какой-нибудь покрытой пылью времен Голгофы.
И вот тут вступило в ход такое могучее средство, как словесное внушение.
Простой человек, полоумный Петр Пустынник, поднял знамя не утихающей до сих пор борьбы между полумесяцем Востока и крестом Запада.
Петр избрал местом для тренировки проповеднических способностей один из самых суровых монастырей. Там он изучал искусство проповеди. А потом покинул свою обитель для путешествия на Ближний Восток, дабы поклониться земле, по которой ступали ноги Спасителя.
Чинимые там мусульманами злодейства настолько потрясли Петра, что он поставил перед собой цель: во чтобы то ни стало изгнать этих нечестивцев из Палестины.
И вот наш герой мчится в Италию, припадает к ногам слегка охреневшего от такой экзальтации Папы Урбана II и просит его дать борцу за веру (в смысле себе) полномочия для начала агитации за поход с целью освобождения Иерусалима.
Пройдоха Урбан решил использовать фанатика в пропагандистских целях и разрешил Петру Пустыннику провести агиткампанию.
Мол, действуй, Петруха. А коли влипнешь, я твою попавшую в переплет задницу прикрою своей роскошной ризой.
Воодушевленный официальной санкцией и с окончательно съехавшей по этому поводу крышей Петр садится на мула. С распятием в руках наш фанат отправляется в путешествие по Европе, проповедуя на площадях и в храмах.
Красноречие раздухарившегося баламута Петра потрясает толпы.
Масса искала выход из серости и безысходности обыденной действительности. Искала врага, которого можно было бы ненавидеть всеми жабрами своей измученной голодом и страхом души.
И такой враг ей был дан — богопротивные турецкие исламисты-террористы.
В своих воззваниях Петр использовал приемы внушения.
То есть — его речь имела некий смысл, а ее идеи (пусть и поверхностное) обоснование.
Но внушение — это все-таки спектакль. Нет спектакля — нет внушения.
Поэтому, хотя речи странствующего оратора Петра были непролазно глупы, а сам он постоянно базарил не по делу, народ бесновался по полной, балдея от показываемого этим клоуном цирка.
Ведь чего надо было тамошнему быдлу? Математически выверенной логики?
Фига с два!
Театр был нужен простому народу. И потусоваться-поколбаситься хотелось ему.
И именно театр толпа заполучила. И потусоваться-поколбаситься ей тоже удалось по полной программе.
Свои выступления Петр строил по весьма незамысловатой схеме.
Как вступление у него шел рассказ о горькой судьбе палестинский христиан, вызывающий благородное негодование против мучителей-иноверцев.
Потом с увеличивающимся пафосом Петр пугал европейских обывателей угрозой нашествия кровавых поработителей с Востока. И под занавес призывал со слезами на глазах к расправе над подлыми святотатцами и освобождению Святой земли от них мечом и огнем.
25 
