15 
Когда Кэсс наклонилась, чтобы получше рассмотреть их, пышная завеса ее янтарных волос упала ей на глаза, не давая взгляду ласкать эти изящные вещицы. Она поставила стакан с вином на стойку, потом, подхватив непокорные пряди, отвела их назад; они упали ей на плечи. И тут нежные, но властные пальцы пленили ее буйные волосы и удержали эту янтарную гриву.
– Вам нравятся бокалы на ножках? – негромко спросил Чейз за ее спиной.
– Да, – едва слышно выдохнула Кэсс.
– Они выполнены художницей Джейн Периш.
Джейн Периш. Удивительная художница, если, конечно, не сравнивать ее талант с талантом того, кто создал это шелковистое облако расплавленного золота. Золотое облако, казалось, трепетало в его руках, и желание узнать всю правду о Кассандре Винтер стало еще сильнее.
– Я заказал Джейн расписать целую коллекцию бокалов для шампанского к нашему столетнему юбилею в сентябре. Каждый гость сможет захватить один такой бокал на память, включая и вас, Кассандра, если вы еще будете здесь.
Голос у него был чуть хрипловатый, но теплый и приветливый. Может быть, он и вправду хотел, чтобы она осталась? Теперь. Потом. Навсегда…
– Я не уеду.
– Вот как?
Теперь в его голосе ей слышалась насмешка, возможно, досада, и она тотчас же очнулась от своего сна наяву. Мир вокруг нее, только что окрашенный в розовые тона, стал вдруг серым, как его глаза.
Кассандра выпрямилась и стремительно обернулась; ее волосы, не удерживаемые более его рукой, метнулись вслед.
– Неужели вы и вправду думаете, что у меня могли быть какие-нибудь тайные мотивы? Вы не верите в мою искреннюю дружбу с Хоуп?
Я не хочу верить ни в какие тайные мотивы, но должен быть уверен в тебе.
– У меня есть основания беспокоиться.
Почему? О, почему?
Ей хотелось закричать. На самом деле она знала почему. Чейз Тесье сумел заглянуть ей в душу и догадался о ее лжи.
– Хоуп очень туманно говорила о вас. Она пыталась защитить…
– Защитить от меня?
– Да.
– Намекаете на то, что вы мне так ничего и не скажете?
Хор в душе Кассандры снова запел:
«Это твой шанс, твой единственный шанс».
Но теперь звучание его не было веселым, скорее, задумчивым и печальным.
Это твой шанс, твой единственный шанс, единственный шанс! Расскажи ему всю правду о себе!
– Мы встретились на рассвете в саду скульптур. Хоуп никогда не бывала там прежде, но я туда часто приходила. Просто посмотреть, как первые лучи солнца ласкают статуи и те постепенно словно возвращаются к жизни. Я чувствовала себя несчастной, и Хоуп предложила мне помощь.
– Итак, Хоуп стала вашим другом.
– Да, она предложила мне свою дружбу.
– Вы были несчастны, – задумчиво повторил Чейз. – Почему? Может быть, это из-за ваших родителей?
Нет, конечно, нет.
У нее не было оснований оплакивать своих вымышленных родителей и их фиктивную смерть. Ложь ее появилась на свет раньше, чем она познакомилась с Хоуп и узнала о гран-пере, о его смерти, когда Хоуп было всего четыре года, и о смерти Френсис, когда Хоуп исполнилось семнадцать. А что было бы, если бы она рассказала Чейзу об удивительном, немыслимом, невероятном совпадении? Об этой придуманной ею и потому несуществующей связи? Она нуждалась в своей лжи и в этой связи. Ей было необходимо стать другой личностью, надо было начать все сначала, придумать себе другую биографию.
Но признаться Чейзу во лжи было немыслимо. Встретив жесткий серебристый взгляд, Кассандра сказала:
– Я чувствовала себя очень несчастной, вот и все. Я не думала о своих родителях. Я не сокрушалась о том, что мне еще не удалось подцепить богатого наследника, и я вовсе не золотоискательница. Тогда я просто пошутила. Если бы вы знали меня получше, то мысль о том, что я могла искать какого-нибудь богатого мужчину, чтобы он содержал меня, показалась бы вам нелепой…
– Потому что я…
– Потому что я никогда не выйду замуж.
– Ну а это почему?
Потому что никто не пожелает взять меня в жены.
– Из-за однообразия супружеской жизни, из-за монотонности…
Чейз долго и внимательно смотрел на нее – гордую, яростную, хрупкую женщину со столь широким сексуальным опытом, что она уже знала: один мужчина никогда не удовлетворит ее. Нет-нет, она не была скромной серой птичкой, и, уж конечно, ему просто показалось, что это ослепительное, сверкающее существо затрепетало от одного его прикосновения.
15 
