88 
— Но ведь Марина чем-то мотивировала.., свое решение?
— Ничем не мотивировала. Сказала, что мы друг другу не подходим. Вы знаете, Вика, мы жили как все. Я никогда не задумывался, что значит для меня жена, пока почти не потерял ее. Мне никто не нужен, кроме нее, пусть только она будет жива. И вот теперь, когда она вышла из больницы, я не могу даже обнять ее! Я не могу заботиться о ней. Вы меня понимаете? Она отвергает любое проявление заботы. Сама руководит ремонтом, приказала мне даже нос не показывать в деревне. Как привидение хожу кругами. Она ведь слабая еще, а здесь совсем одна. Я просил Никиту, чтобы он вас привез. Хотел уж сам за вами ехать…
— Ах, так это вы просили Никиту!
Одно другого не легче. Валят с больной головы на здоровую. А она-то слюни распустила и уши развесила: «Я соскучился…» Да, Протестант тут выдержал настоящую осаду, прежде чем собрался за ней. Дура! Получай, так тебе и надо.
— Вам не хотелось ехать? Вам это в тягость? — спросил Макс, по-своему расценив ее реакцию — Нет. Не в этом дело. Просто Никита сказал, что это Марина просила привезти меня.
— Не знаю. Марина мало говорит со мной сейчас. Вот я и подумал… Ведь вы дружили с детства. Вы хорошо знаете ее. Расскажите мне о ней. Вы тогда все выспрашивали о ней: что любит и что не любит… Вы ведь знали? Я что-то не то говорил?
— Вы тут мало в чем виноваты, Макс. Марина сама выбрала такую жизнь. И я не знаю, имею ли я право рассказывать вам о ее прошлом, если она сама не захотела этого сделать.
— О Боже, если вы мне не поможете, то кто же тогда? Что мне делать?
Отчаяние Макса достигло апогея. Вика заподозрила, что он готов заплакать прямо у нее на глазах. Хотя он отвернулся, но Вика догадалась, что в его глазах стоят слезы. Тогда она стала говорить. Об их с Мариной знакомстве. О Марининой бабушке. О «кружилке». О родителях — пьяной чете в электричке. О школе. О варениках с вишней. О Вивальди. Макс слушал, и по мере продвижения в их с Мариной детство его лицо светлело.
— Но почему ока никогда мне об этом не рассказывала?
— Ну уж этого я не знаю! — отрезала Вика. И так она достаточно выболтала. Пусть переваривает. И сам шевелит мозгами и делает выводы.
— У меня дурацкое ощущение, что все это вы сейчас говорили не о моей жене. Ваша подруга и моя жена — два разных человека. Возможно ли это? Получается, что, подавляя себя из каких-то своих соображений, она вдруг…
— Выпустила себя наружу. Так Марина сама о себе выразилась. Решила создавать интерьеры, и, судя по всему, у нее должно получиться.
— Я — олух. Ей нужен компьютер!
Вика поморщилась. Макс напомнил ей человека с завязанными глазами, пущенного в незнакомую комнату.
— Ей сейчас необходимо побыть одной. Компьютер ей, ослабленной, может только навредить. Потерпите, Макс, дайте ей время. Не суетитесь.
— Ах, Вика, если бы я мог быть уверен или хотя бы надеяться…
Макс уехал. Вика задумчиво вошла в сад и остановилась перед домом. Сейчас она обозревала дом со стороны веранды. Здесь тоже царили перемены. Стену дома украшала зелень. Побеги глицинии и дикого винограда карабкались вверх по нейлоновым шнурам, натянутым чьей-то заботливой и неугомонной рукой. Вика догадалась — чьей. Прямо рядом с ней торчал старый каменный воротный столб. Он словно кость чьего-то скелета возвышался из земли. Она замечала этот столб и прежде, когда жила здесь с детьми. Тогда он был ни при чем, как белая ворона. Сейчас же он логически завершал миниатюрную стенку из натурального камня, и пышная зелень, взявшая его в свои объятия, как бы заносчиво заявляла, что столб живой! Он ожил благодаря легкой руке Марины, ее собственному, вдруг проснувшемуся, яростному желанию жить…
Глава 20
Время шло, но для Виктории ничего не менялось. Ее время остановилось где-то на полдороге из Первомайска в Живые ключи. Со стороны ее жизнь здесь могла показаться совершенно спокойной, как жизнь любого дачника. Каждый из троих занимался своим делом. Виктория взяла на себя готовку, которая ее вовсе не обременяла. Марина творила, внося в интерьер все новые и новые детали. То вдруг потолочную балку в прихожей украсил ряд старинных бутылок темного стекла, то неожиданно на подоконнике появлялась глиняная керамика, в которой со временем поселялся яркий подсолнух. То цветастый половичок ложился на порог, будто его здесь только и не хватало.
Утром обычно в кухню заглядывал Никита и задавал один и тот же вопрос:
88 
