Глава 14

Во вторую ночь дороги к Новым Палестинам идущие задумались о пище, но только дезертир, тот, что первым предложил всем и двум красноармейцам сигануть за борт машины, заговорил об этом вслух и достаточно серьезно.

— Куда б ни шел, а первым делом живот набить надо хоть чем! — сказал он.

Согласиться с этим согласились, однако же согласием сыт не будешь. И тут два красноармейца, уже, конечно, бывшие или по-иному сказать — беглые, проявили армейскую смекалку. Вызвались они добраться втихую до ближнего по дороге села и набрать там провианту от крестьян известным им способом.

На том и продолжили они свой ночной путь. А сверху светили звезды, большие и малые, яркие и тусклые, и все у них, у звезд, было как у людей. И, возможно, рас и национальностей они были разных, и верою они, может быть, были различны и из-за того светили по-разному. И там, среди них, неяркая —и ничем на небе не выдающаяся, но с огромною внутреннею магнетическою силою, совсем как человек русский, светила звезда по имени Архипка, светила и звала к себе, чтобы каждый, пошедший за нею, оказался на полпути в месте, о котором всякий на земле мечтает во снах и в жизни обычной.

А среди них, этих толп звездных, прохаживалась четверть луны, как конный милиционер посреди уличного многоголосья и безобразия. И точно вроде видно было идущим, как звезды, около которых эта лунная четверть оказывалась, светить начинали ровно и как бы охотнее, словно из-под палки или под надзором хорошего, но строгого небесного мастерового. Это и ангел заметил, шедший молча и в мыслях живущий ожиданием их входа в желанное место.

Ночная птица иногда пролетала над ними, издавая звуки загадочные и потусторонние. Что-то еще шумело в ночной природе, но шум этот был мелкий и безвредный.

— Огонек тама! — радостно воскликнул вдруг беглый колхозник, впереди шедший. Воскликнул так, что каждый вздрогнул, потому что каждый о чем-то своем потаенном думал, а не о самой дороге, по которой их ноги ступали.

— Где? — спросил, вглядываясь в равно темные стороны, красноармеец, обломавший ружье.

— Да вон, там! — указал рукою беглый колхозник. Красноармеец пригляделся и действительно увидел тускловатый, послабее даже какой-нибудь едва видимой звезды, огонек.

Остальные тут же сгрудились за спиною у красноармейца. И тоже увидели тот огонек.

— Надо поближе подойти, а там мы уж и провианту раздобудем! — твердо пообещал бывший красноармеец.

Двинулись тогда все к этому огоньку, и уже не думали они о чем-то потаенном, а вполне человеческие мысли о пище занимали их головы. Разве что ангел о пище не думал, хотя есть и хотелось. А думал он совсем о другом. Думал он о том, как легко человек отказывается от предписанного ему пути, чтобы пойти к такому месту, где возможно по справедливости жить. И мысли эти не могли его не радовать; вскоре в синеватой ночной темноте различимы стали первые заборы спящего села. Там, перед этими заборами, и остались все, кроме двух беглых красноармейцев, пошедших в самое село за провиантом.

— Ну че, ангел, — зашептал в тишине первый дезертир, что был в «сарафанной» сорочке. — Рассказал бы нам что о Рае. А? Кто тебя знает, может, ты и действительно не чокнутый? Чокнутые, они без умолку болтают разное, а ты все молчишь, будто на самом деле что знаешь!

Удивился этим словам ангел, но удивился тоже молча.

— А что вам рассказать? — спросил он после короткого обдумывания.

— Ну, к примеру, что там едят? — предложил; вопрос, беглый колхозник.

— Паляницу белую едят и молоком запивают, — припомнил ангел.

— Парным молоком? — уточнил дезертир.

— Наверно.

— Ну а мясо?

— Мясо? Нет, мясо не едят, — сказал ангел. Тут же у дезертира и колхозника пропал интерес к райской еде. Они замолчали и стали ждать красноармейцев с добытым в селе провиантом.

Тишину разрушил собачий лай, и тут же все собаки села соединились в звонком хоре.

Испугавшись, ангел, дезертир и беглый колхозник опустились на корточки и тревожно прислушались к лаю. В окнах ближайшей избы загорелся огонек света;

Дезертир прилип к этому огоньку взглядом и не двигался.

И вдруг послышалось, как где-то хлопнула дверь. Потом еще один огонек пробился сквозь ветви деревьев чьего-то садика, и снова хлопнула дверь, потом скрипнул ржавым звуком засов, на какой обычно запираются ворота. Дезертир и колхозник привстали, тревожно глядя на село, которое на их глазах будто бы просыпалось или же просто ерзало во сне, как огромный человек, сопело и покряхтывало.

  52