77

Киевская область. Вышгородский район

Перед самым началом праздника Геннадий Ильич поругался с отцом Онуфрием. Размолвка началась еще на улице, в присутствии Семена и Володьки. Но Семен сразу вежливо отошел в сторону, стал рассматривать подступавший вплотную к детскому дому сосновый лес, в котором еще лежали белые пятна снега, защищенные от солнечного тепла колючими вечнозелеными кронами. Ему удалось не услышать ни одного слова из этой негромкой словесной ссоры шефа со священником.

Легкий прохладный ветерок дул в лицо, шевелил коротко подстриженные волосы. Семен смотрел на мощные мачтовые сосны. Смотрел и думал об Алисе. Думал о том, что сможет, наверное, многое о ней узнать из дневника аптекаря. Аптекарю повезло – он встречался с ней наяву, днем. Она с ним разговаривала, здоровалась, улыбалась при встрече. Интересно: она на самом деле позировала ему, или все эти рисунки – просто игра воображения?

– Шеф! – окликнул Семена Володька.

Семен оглянулся. Депутата и батюшки рядом не было. Они уже зашли внутрь здания.

Небольшой актовый зал детдома мог вместить человек тридцать. Все девятнадцать детей в скучно-коричневых школьных костюмах сидели в первых двух рядах вместе с директором. На заднем ряду переговаривались между собой три старушки. Наверно, уборщицы или поварихи. На другом краю третьего ряда чинно молчали трое мужчин, один – преклонного возраста. К ним и подсели Семен и Володька.

На сцене – журнальный столик с графином воды и три граненых стакана. И три стула.

В зале совершенно неожиданно зазвучал гимн Украины. Воспитанники детдома удивленно закрутили головами. Увидели магнитолу, стоявшую на подоконнике. Директор поднялся на ноги, вопросительно оглянулся по сторонам. В зале застучали откидные сиденья стульев. Собравшиеся поднимались неохотно и медленно. Постепенно, к концу гимна, поднялись все. А потом дружно опустились на свои места, хлопая сидушками старомодных стульев из гнутой фанеры. На сцену вышли директор детдома, отец Онуфрий и Геннадий Ильич, державший в руке пачку раскрытых удостоверений.

– Сегодняшний день вы должны запомнить на всю жизнь, – взял слово директор. – В вашем детстве не было многого из того, что украшало мое детство. Вас не принимали в октябрята и пионеры, вы не ездили в пионерские лагеря и не играли в военную игру «Зарница». Вы не знаете, что такое пионерский костер и печенная в костре картошка. В этом, конечно, есть и моя вина. Но мы делаем все по официальной воспитательной программе и по инструкциям министерства образования. Но, с другой стороны, мое детство было растянуто на долгие годы и длилось бесконечно, а у вас есть возможность намного раньше начать взрослую и ответственную жизнь. Большинство из вас уже готово к взрослой жизни. Благодаря Геннадию Ильичу некоторые из вас уже приобрели первую профессию сыродела. И вот то, что произойдет сейчас, – директор оглянулся на депутата, – никак не могло произойти со мной, когда я был в вашем возрасте…

Директор кивнул Геннадию Ильичу. Геннадий Ильич поднялся, одернул брюки, пиджак. Окинул взглядом зал.

– Дорогие дети! – произнес он непривычно громко. – Делать добро людям очень трудно. Честно сказать – это неблагодарное занятие. Я вам говорю как политик, а не как человек с улицы. Люди, когда они – народ, добра не понимают, не принимают и не видят. И я не виню их в этом. Добро – оно, как любовь. Его нельзя поровну разделить на всех. Да, настоящее добро – как любовь! А любить по-настоящему можно конкретного человека. Ты любишь ее, и она отвечает любовью, так сказать. Любишь народ, а он пожимает плечами. Понимаете, о чем я?! Вот и реальное, понятное добро – это добро, сделанное конкретному человеку. Наш премьер-министр так и говорит – только реальное добро, реальные сдвиги и реформы в экономике могут изменить жизнь в стране к лучшему. И я повторю – все должно быть реальным и конкретным, никаких пустых слов, никакого добра для всех! Добро для всех – это миф! Но прежде всего у каждого конкретного человека должна быть конкретная вера в свое будущее и в будущее своей страны. – И тут Геннадий Ильич посмотрел на отца Онуфрия, который тут же поднялся и оправил рясу. – И вот вы сегодня получите свое первое, так сказать, серьезное крещение. Получите путевку во взрослую жизнь. Получите каждый по кусочку конкретного, политического, так сказать, добра. Первый раз потрогаете его, подержите в руках. Может, я в чем-то и нарушаю сегодня какой-нибудь не важный закон, но Бог меня простит.

  119