«Финансы» империи. Циркулирование предметов роскоши
Мы не случайно сравнили некоторые виды ремесленных изделий с валютой. Отсутствие у инков рынка и денег не мешает ученым говорить о «финансах империи», подразумевая под этим способность инкского государства сводить баланс своих доходов и расходов. (Ibid.)
Расходы Тауантинсуйю были двух категорий. Временно мобилизованным в трудовые команды, так же как и полностью выпавшим из общинной структуры и не способным обеспечить себя работникам нужно было предоставлять пищу, одежду и кров; армия нуждалась в обмундировании и стандартном вооружении. Соответственно государство должно было создавать запасы и, если надо, обеспечивать дополнительное общественное производство предметов первой необходимости и продовольствия. Другая категория расходов была вызвана потребностью оплачивать деятельность административного аппарата, лояльность столичной и местной знати. Здесь требовалось уже не только продовольствие в избытке, но прежде всего предметы роскоши и престижа. Престижные и жизнеобеспечивающие продукты циркулировали в имперском обществе на разных уровнях и по разным каналам. Обмен предметов роскоши на продовольствие и переход их тем самым в руки представителей низших общественных слоев не допускался. Есть данные, будто на побережье Перу прежде существовала иная практика, запрещенная инками после завоевания данных территорий. (Rostworowski, 1975. P. 338.) Это может быть верно лишь в отношении центрального и южного побережья, так как социально-хозяйственная система Чимор вряд ли существенно отличалась от инкской.
Особой формой потребления престижных ценностей было их обрядовое уничтожение. При совершении подобных ритуалов преследуются примерно те же цели, что и при строительстве не имеющих утилитарного назначения монументальных объектов, однако такая практика в основном характерна для обществ с недостаточным опытом централизованного управления. Классическим примером служит здесь институт потлача у индейцев северо-западного побережья Северной Америки, когда высшего положения в иерархии достигал тот из вождей, который оказывался в состоянии раздарить или уничтожить больше накопленного имущества, нежели остальные. В эпоху инков подобные архаические обычаи сохранялись в Перу, по-видимому, лишь там, где опирались на особенно древнюю, глубоко укоренившуюся традицию. Как отмечалось в предыдущей главе, едва ли не раньше всего престижный характер приобрели в Центральных Андах орнаментированные ткани. В Тауантинсуйю во время жертвоприношений сжигалась материя кумби. Следы подобного гигантского жертвенного кострища, по-видимому, обнаружены и в Чан-Чане. (Chan Chan, 1982. P. 347.)
Потребность в престижных ценностях для удовлетворения запросов знати лишь в небольшой степени покрывалась в Андах за счет импорта редкостей. Наиболее заметным исключением из данного правила были многократно упоминавшиеся крупные тропические раковины, которые использовались в ритуалах, связанных с культом плодородия и воды. Уже на изображениях культуры мочика середины I тыс. н. э. показано, как лам с грузом подобных раковин ведут к монументальному строению, в котором находится некое высокопоставленное лицо. При инках, как говорилось, доставкой раковин из Эквадора занималась преимущественно корпорация торговцев долины Чинча на южном побережье Перу. Некоторое количество импорта (твердая древесина персиковой пальмы, ряд наркотических веществ, мед, перья тропических птиц) поступало, возможно, с восточной границы, но соответствующее сырье или исходные продукты добывались и в районах, которые инки держали под своим прямым контролем.
Роспись на сосуде культуры мочика (по Г. Кучеру). Знатные лица в образе мифических первопредков подносят в дар правителю эквадорские раковины, груз которых навьючен на ламу. Ценность подобных раковин в древнем Перу была сопоставима с ценностью золота и серебра.
Основная масса престижных изделий изготовлялась древнеперуанскими ремесленниками внутри страны. Это были сосуды и украшения из драгоценных металлов, высококачественная керамическая посуда, ткань кумби, парадная утварь и т. п. Подобная самодостаточность экономики была в определенном смысле выгодна государству, в силу этого не зависящему от разного рода случайностей на дальних торговых путях. Вспомним для сравнения, как в древней Месопотамии стабильность политической жизни легко было подорвать, перекрыв поступление бадахшанского лазурита или малоазийских металлов. У инков же богатства и редкости, а следовательно, и экономические рычаги власти автоматически оказывались в руках тех, кто занимал высокие административные должности. Такая система оправдывала себя до тех пор, пока сохраняла прочность, пока власть в обществе не оспаривалась какой-либо оппозиционной силой, пока не ставились под сомнение идеологические основы существующей государственности, общепризнанность, легитимность правящего режима. Однако в случае кризиса власти или сложившейся экономической системы здание империи могло легко рухнуть, так как почти не имело внешних опор. Преднамеренная излишняя замкнутость есть, конечно, органический порок всех империй, но инкская «сверхдержава» - совершенно изолированная от других цивилизованных обществ (плавания эквадорских торговцев в Мезоамерику практически не в счет) - оказывалась в данном отношении особенно уязвимой.