Последние отзывы

  71  

Она уже далеко продвинулась по пути мщения членам «Клуба». За убийство отца, поскольку она не могла назвать иначе то, что случилось с Жоффреем Бальфуром. За годы страданий и долгую агонию матери. За собственную боль. Осуществление плана мести, который она продумывала в течение целого года, шло так, как она и рассчитывала.

Она не хотела убивать никого из них, это поставило бы ее на одну доску с ними. Но она страдала долгие годы. Теперь будут страдать и мучиться они, каждый в своем собственном аду. Долгие годы. Это было самой лучшей местью.

Единственным, чего она не предвидела, была встреча с Томасом Джозефом Донованом.

Она предполагала, что ей придется иметь дело с пятью стареющими мужчинами, живущими спокойной удобной жизнью и уже не причастными к интригам, подобным тем, что они плели много лет назад. Впрочем, то, как все обернулось, возможно пойдет ей только на пользу. Если Вильям и остальные будут заняты собственными планами, у них не будет времени более внимательно присматриваться к ее действиям, действиям, с помощью которых она надеялась погубить их одного за другим.

Их крушение будет означать, что Донован потерпит неудачу, если, конечно, ее догадка была верна и он, по поручению своего правительства, вел какие-то закулисные дела с «Клубом». Но если он, в свою очередь, тоже догадался, что она замыслила какую-то каверзу, будет ли он мешать ей из чувства долга пред своей страной? Станет ли ее верность своей стране достаточным утешением, если она предотвратит возможное предательство, а Донован отвернется от нее?

И что будет с ними обоими? Что делать с этой болезненной страстью, разгоравшейся в их сердцах, с этим жгучим влечением, которое невозможно было подавить и которому невозможно было дать волю? С этой уверенностью, что все происходящее между ними легко может погубить их обоих?

Она убежала от него сегодня не из страха быть застигнутой с ним в кустах, а потому, что ее привели в ужас собственные желания. Одного взгляда его смеющихся голубых глаз, одного прикосновения его руки к ее руке, одной улыбки, от которой приподнимались кончики этих его нелепых усов, — словом, любого самого безобидного жеста было достаточно, чтобы она, утратив способность к сопротивлению, упала бы к его ногам в радостном ожидании его ласк, его интимных прикосновений, его сладкой лжи, в которую было так легко поверить. Она не могла доверять ему, но могла любить его.

Может, она уже любила его? Как это узнать? Сумеет ли она распознать любовь, когда та придет к ней?

Подняв голову, Маргарита сквозь слезы посмотрела на портрет отца.

— Ах, папа, как мне тебя не хватает. Я так долго вынашивала свои планы мести, а теперь я ни в чем не уверена. Следовать твоему котенку велениям разума или сердца?

Тяжелые бархатные шторы на окнах были задернуты, закрывая лучам утреннего солнца доступ в небольшую комнату, используемую сэром Ральфом в качестве личного кабинета.

Сэр Ральф поправил одну штору, затем зажег две маленькие свечки, стоявшие на столе, являвшемся едва ли не единственным предметом мебели в комнате, и уселся перед ним лицом к двери. Спустя минуту в дверь постучали и он крикнул: «Входите», — прикоснувшись одновременно к колоде карт таро, лежавшей между свечами, и тут же отдернув руку.

Не годится проявлять беспокойство.

Высокий худой человек в рубашке с потертым воротничком и обтрепанными манжетами вошел в комнату и сел за стол напротив сэра Ральфа. Длинными костлявыми пальцами он взял колоду, улыбнувшись сэру Ральфу.

— Не сегодня, мой друг, — проговорил он глубоким и каким-то скрипучим голосом, кладя карты в карман. — Вы слышите меня, мой друг? Сегодня звезды повелевают мне прибегнуть к древнему искусству хиромантии. Будьте добры, дайте мне обе руки.

— Гадание по руке, Максвелл? — нахмурившись, спросил сэр Ральф, кладя обе руки на стол ладонями вверх, словно не мог ослушаться, что, конечно же, было нелепо — ведь он был хозяином самому себе, а не чьей-то марионеткой.

Он избегал гадания по руке вот уже больше десяти лет, с того дня, когда старая сморщенная старуха, которую он встретил в Италии, показала ему его линию жизни и предупредила, чтобы он не курил сигары и не пил слишком много. Он приучил себя к умеренной жизни, научился управлять своими эмоциями, сдерживать свои желания. Он жил просто, чуть ли не аскетично, не зная взлетов и падений, которые изнашивают человека, укорачивая ему жизнь.

  71