Таким простым, и все шло так гладко, что им время от времени казалось, что все позади.
Все позади.
Ах как хотелось Дайане, чтобы и боль ее была уже в прошлом!
Она надеялась, что Чейз позвонит. Ей нужно было услышать его голос. Она хотела знать, есть ли в нем хоть капля горечи или гнева. Дайане было больно от того, что она потеряла любовь Чейза, но его гнев огорчил бы ее сильнее.
«Чейз мог бы выбрать более подходящее время для вручения вам бумаг на развод», – заметил Джеффри Лоуренс в тот вечер в ее кабинете. В голосе известного телеведущего не было насмешки, сказал он это ради констатации факта.
Интересно, Чейз намеренно выбрал именно этот день, когда она готовилась к самой ответственной операции в своей жизни? Может, этим он хотел подчеркнуть, что для нее карьера всегда была важнее их любви?
Но это было так не похоже на Чейза. Честно говоря, он никогда не пытался вставать у нее на пути. И, оказавшись в сложной жизненной ситуации, выйти из которой он мог единственным способом, Чейз не терял над собой контроля, ни в чем не упрекал ее. Решение уйти от Дайаны вызвало в нем лишь грусть, а вовсе не гнев. И диалог их адвокатов был вполне дружественным, без намека на обиды. Чейз хотел, чтобы за Дайаной остался их пентхаус, потому что он был всего в пяти минутах ходьбы от «Мемориал хоспитал». И не нужно ему было ее сердце, во всяком случае, пластиковое…
– Как поживаешь, Дайана?
– Я знавала и лучшие времена, Чейз. Я, знаешь ли, сейчас развожусь, а это ужасно больно.
– Знаю, – тихо согласился Чейз. – К тому же делу не помогает назойливое внимание дешевых журналистов с Манхэттена, правда?
– Да уж, но, по-моему, им удалось раскопать не так уж много, – заметила Дайана.
– Им нечего искать, Дайана, – отозвался Чейз.
«Я знаю», – подумала она. Рьяные поиски причины развода, желание найти возможных любовниц Чейза ни к чему не приведут. Чейз не изменял ей, как и она ему.
Или, может, она все-таки изменяла? Может, ее тайные воспоминания о прошлой любви разрушили их брак?
– Ты согласен, чтобы я осталась в пентхаусе, Чейз? Ты доволен своим жильем?
– Разумеется. Я не возражаю против того, чтобы в пентхаусе жила ты, ведь это тебе удобно.
– Спасибо.
– Дайана, я был в Париже, когда тебе принесли документы. Перед отъездом я встречался с адвокатом, и он сказал мне, что отошлет тебе бумаги, как только они будут готовы. Об операции советскому послу я не знал до своего возвращения.
– Я так и предполагала.
– Мне очень жаль.
– Все в порядке. Это должно было когда-нибудь случиться. Думаю, тебе тоже досталось от прессы.
– Это верно, но на меня не набрасывались во время прямого эфира.
– Что поделаешь, – вздохнула Дайана. – Но теперь все позади. Я рада, что бумаги мне случайно вручили именно в тот день.
– Даю честное слово, что так оно и было. – Помолчав, Чейз тихо проговорил: – Дайана, мне надо тебя увидеть. Я должен кое-что отдать тебе.
– Я тоже должна кое-что передать тебе, Чейз.
– Сегодня вечером ты сможешь? Скажем, через час?
– О’кей, через час.
Ну почему надо расстаться с мужчиной, который предназначен быть ее мужем? Существуют ли для прощания какие-то особые правила, туалеты?
Чейз любил Дайану во всех ее туалетах – и без них тоже. Ему нравились коллекционные платья, которые она надевала в апреле на парижский бал. Яркие веселые платья, что просвечивали сквозь ее белый докторский халат, шерстяные юбки и кашемировые свитера, в которых она щеголяла в Мейне, ее шелковое белье, которое он с такой легкостью снимал с нее. Чейз знал и любил ее в шелке и в хлопке, в атласе и в твиде, в кружевах и льне, но больше всего она нравилась ему в постели.
Дайана решила выглядеть привлекательной – насколько это было возможно после нескольких недель усталости и печали. Она выбрала синее шелковое платье – одно из любимых Чейза, перевязала темно-русые кудри бархатной голубой лентой и поставила в морозильник бутылочку «Дом Периньон». Выйдя на балкон в ожидании Чейза, Дайана смотрела на море огней Манхэттена и думала о том, что их браку конец.
А ведь он должен был длиться вечно. Именно на это они с Чейзом рассчитывали. Они были так уверены в своей любви, в том, что их сердца бьются и будут биться в гармонии. Чейзу нравилось, что Дайана была таким замечательным хирургом, преданным своему делу. Он гордился и ею, и ее блистательной карьерой. А Дайана восхищалась великолепными зданиями, построенными Чейзом, и тоже гордилась его профессионализмом и стремлением к красоте. Каждый из них понимал стремление другого сделать карьеру.