Лёгкий, ненавязчивый романчик 
78 
Теперь, когда «Портрет» обитал в Лос-Анджелесе, Роб решил один выпуск посвящать Академии киноискусств. Это будет первый такой номер. Роб планировал дать портреты пятнадцати человек – по пять номинантов в категориях «Лучшая женская роль», «Лучшая мужская роль», «Лучший режиссер». Номер журнала должен появиться в киосках до церемонии вручения «Оскаров», что означало пять недель напряженной работы – от объявления номинантов до выхода номера.
– Эмили? Вы не можете ехать в Париж?
Роб думал, что Эмили будет довольна. Он надеялся на редкую, красивую улыбку. Но в бледно-серых глазах сквозила неуверенность.
– Да нет, Роб. Все нормально.
Две недели спустя, четырнадцатого декабря, Роб, слегка нахмурившись, смотрел на имя Эмили в своем календаре. Они условились о встрече сегодня в четыре, но Эмили задерживалась в Сан-Франциско.
– Она помечена в вашем календаре на следующую пятницу, – ответила Фрэн на вопрос, назначила ли она Эмили новое время, когда та позвонила и отменила встречу. – Найти время пораньше очень сложно.
– А, ну ладно.
В половине пятого Фрэн появилась в дверях кабинета Роба, неуверенно улыбаясь.
– Да? – с любопытством спросил Роб, улыбаясь в ответ.
– Звонит Питер Дэлтон. – Улыбка Фрэн померкла, когда девушка увидела реакцию Роба… отсутствие реакции. – Роб, Питер Дэлтон. Вы же знаете, бродвейская сенсация, который приехал снимать «Любовь», фильм века. Роб? Я задержала его на линии, потому что подумала, вы захотите поговорить с ним. Я хочу сказать, что уверена, он попадет в наш номер восемьдесят шестого года, посвященный академии, но это еще через год, так что… Роб?
Фрэн очень любезно отвечала на все звонки, но была непробиваема, как скала. Она редко держала на линии незапланированный звонок, обычно предлагая оставить сообщение, независимо от того, чем занимался Роб.
Но Питер Дэлтон? Фрэн решила, что Питер Дэлтон может стать исключением из правил, что Роб будет счастлив поговорить с ним.
– Я попрошу его оставить сообщение, – наконец пробормотала Фрэн.
– Нет. Соедините.
Роб закрыл дверь кабинета, пока Фрэн шла к своему столу, чтобы перевести звонок Питера. Затем Роб выждал, сжав кулаки, не в силах сдержать охватившие его прежние чувства.
– Что тебе надо?
– Здравствуй, Роб.
Молчание.
– Я буду в Лос-Анджелесе ближайшие четыре месяца, – наконец продолжил Питер. – Я думал… надеялся… что мы как-нибудь сможем поговорить.
– О чем?
– О Саре. Я обещал ей…
– Ты обещал мне заботиться о Саре, обещал, что защитишь и будешь любить ее. – Роб помолчал. Когда он заговорил снова, его голос был ледяным: – Я дам тебе обещание, Питер, и сдержу его, если сумею. Не знаю, можешь ли ты любить… думать о ком-то, кроме себя… но если это так и я узнаю об этом, обещаю тебе, я сделаю все, что смогу, чтобы отнять у тебя эту любовь.
– Роб…
– Если я смогу причинить тебе боль, Питер, заставить тебя страдать, пока ты не захочешь умереть, потому что потеря слишком велика, я это сделаю. Я тебе обещаю.
Роб положил трубку спокойно, мягко. Его ярость пугала его самого, потому что поддавалась контролю, уж лучше бы она прорвалась насилием. Ярость Роба была холодной, сильной, всепоглощающей. Его ненависть по отношению к Питеру не ослабла от времени, расстояния или тепла золотистого калифорнийского солнца. Его ненависть была вечнозеленой, ее корни были крепкими и здоровыми и все глубже проникали в его сердце.
Взгляд Роба упал на календарь-расписание. Ему так захотелось, чтобы этот час был потрачен на милые серые глаза и мягкий голос! Мысли Роба побежали дальше. Это были удивительные мысли, но они несли такой покой…
Робу страстно захотелось, чтобы Эмили вошла в его кабинет, даже сейчас. Возможно, Роб сказал бы ей, почему сидит с пепельно-серым лицом, дрожащий, с потемневшими гневными глазами. А может, и не сказал бы, но все равно Эмили была бы здесь, с ним…
– Спасибо, что подвезла.
Уинтер взялась за ручку дверцы и уже начала ее поднимать, когда они еще только подъезжали к международному аэропорту Лос-Анджелеса.
– Уинтер! Сидеть смирно! – со смехом скомандовала Эллисон. В последний раз она испробовала этот приказ на упрямом лабрадоре, когда ей было девять лет, а щенок был щенком. Уинтер посмотрела на подругу испуганным взглядом, который напомнил Эллисон удивленного-но-желающего-понять щенка. – Я еще не остановила машину.
– Тогда останови! – засмеялась Уинтер.
78 
