очень нудно 
74 
Одинокий охотник. Настало время ему самому сразиться с кровавым безумием. Это была его личная война.
И Гален лучше не путаться у него под ногами.
Что она и пыталась сделать. Однако время от времени ноги сами несли ее по коридору к оружейной. Гален застывала на белом ковре в коридоре, затаив дыхание и вслушиваясь в звуки внутри.
По большей части это была тишина, напряженное молчание, говорившее о нечеловеческой концентрации мысли и воли. Иногда сильные пальцы Лукаса негромко щелкали клавишами компьютера, когда он пытался найти подсказки через Интернет. И изредка до Гален доносился его голос. Она не могла различить слова, лишь улавливала тон: то суровый, то мягкий, но всегда сдержанный и спокойный. Наверное, он отдавал приказы полицейским и более мягко и сочувственно разговаривал с родными погибших женщин.
А еще Лукас отвечал на телефонные звонки. Его белый аппарат почти не замолкал. То и дело звучал двойной зуммер интеркома. Лукас разглядывал пришедших в монитор, не покидая оружейной комнаты, и набирал код, чтобы впустить их в дом.
Почти всегда это были полицейские. Они приносили какие-то документы. Гален даже решила, что это особо секретные или слишком скандальные бумаги, которые нельзя было доверить даже факсу. Один офицер принес даже черную пластиковую тубу. Наверное, в ней лежал чертеж. Или большая распечатка.
Ни один из полицейских курьеров не перешагнул порог пентхауса. Они терпеливо ждали в лифте, пока у них не заберет пакет либо сам Лукас, либо Гален, а иногда просто клали почту на мраморный пол холла.
Гален была на кухне и заваривала чай, когда в дверях лифта возник Поль. Она знала, что у них очередной посетитель. Дважды прозвонил зуммер, а потом тихо загудел мотор лифта. Но чтобы это оказался Поль?
Он тоже принес какие-то документы — большой пухлый конверт из плотной коричневой бумаги. Гален хотела было забрать его, но к лифту вышел сам Лукас. Мужчины обменялись приглушенными фразами. Говорили ли они так тихо из-за нее? Гален сильно сомневалась. Судя по всему, ни один из них даже не обратил внимания на ее присутствие.
Вскоре Поль ушел, а Лукас вернулся к себе в оружейную. Чары показывали полдень. Полдень понедельника.
Буря обрушилась на город через несколько часов.
Утро вторника высветило унылую картину разрушений: пустынные трассы, покрытые коркой льда, изувеченные деревья и стылый, промозглый воздух.
В северо-восточных районах города ураган оборвал линии электропередачи. Престижным кварталам Большого Яблока повезло больше. Там в жилых домах не выключалось ни отопление, ни свет. И в пентхаусе Лукаса Хантера температура все время оставалась постоянной. Гален подозревала, что хозяин — этот человек из гранита и льда, согревавшийся внутренним огнем, — нарочно отрегулировал термостат на более высокий уровень ради своей гостьи. Ему самому не требовалась поддерживать дома такое тепло.
Но Гален никогда в жизни не мерзла так, как в тот бесконечный вторник. Она буквально заледенела от той незримой бури, что бесновалась внутри пентхауса. Ни горячий душ, ни теплое пуховое одеяло не помогали унять нервную дрожь, и Гален безуспешно пыталась согреться у себя в кровати — маленький, скорченный от зимней стужи нарцисс.
Ближе к вечеру она вышла из своей спальни, собираясь выпить горячего, обжигающего чая.
Гален хотела поскорее попасть на кухню. Но невольно завернула к стеклянным дверям, ведущим на террасу, и открывавшейся за ними чудесной картине.
На пряничной лепнине, украшавшей мертвый фонтан, выросли ледяные сосульки, сверкавшие прозрачной чистотой и переливавшиеся в последних лучах неяркого зимнего солнца. Там, в этих кристаллах льда, обласканных теплыми лучами, пряталась сияющая радуга. Первый проблеск весны, заключенный в глубине зимы.
— Я скучаю по вашим Барби.
Эти слова вместе с ощущением мягкой, робкой ласки пришли откуда-то сзади, с дальнего конца гостиной. И Гален раскрылась навстречу его теплу, отогреваясь.
— Правда? — прошептала она, все еще не отрывая глаз от радужного льда. Ему не хватает Барби? Он скучает по сказке? По странному сочетанию печенья и кукол на журнальном столике?
— Правда. — Он подошел ближе, и его голос зазвучал еще ласковее, а жар стал сильнее. — Я должен извиниться перед вами, Гален, за последние полтора дня.
Так извинился бы истинный джентльмен — цивилизованный и воспитанный — перед своей позабытой гостьей. Или оставленной ради службы невестой.
74 
