Ее сероглазая пантера все еще сидит в клетке, запертая там жестоким прошлым. И сейчас человек, уверяющий Гален в своей способности дать Лукасу свободу, уйдет, и останется лишь его обещание написать письмо, которое Лукас не прочтет никогда.
— Погодите, — тихо, но решительно произнесла она. — Какая вам нужна от меня помощь?
— Я надеялся, что вам удастся уговорить Лукаса встретиться со мной, а возможно, и присутствовать на нашей встрече.
— Почему именно я?
— Из-за ваших отношений с Лукасом.
— Но… у нас нет никаких особых отношений.
— Вот как? А я уверен в обратном, так как Лукас рассказал вам и обо мне, и о Дженни. И Вивека со мной согласна. Это она сообщила мне, где вас найти. У нее сложилось впечатление, что между вами происходит нечто немаловажное.
— Вивека… — Да, у них наверняка должна быть какая-то связь, хотя Лукас и предпочел об этом помалкивать. Но ведь Гален и сама не слепая — взять хотя бы предложение Вивеки пригласить в прямой эфир загадочного автора «Беседуя с Богом» и открыть всему свету, кто же скрывается под факсимиле в виде блестящего золотого крестика. — Так вы с Вивекой…
— Двоюродные брат и сестра. Сегодня вечером мы сидели вместе и смотрели выпуск новостей, пока вдруг не стали свидетелями последней главы в книге про Женского Убийцу. Вы уже знаете, кто это был?
— Нет.
— Если желаете — могу рассказать. Развязка этой драмы и заставила меня искать вашей помощи. Может быть, если я подробно опишу вам, как все было и что я услышал… Вы позволите?
Гален больше не колебалась. Она не имеет права отказываться от любой возможности помочь Лукасу.
— Да. Пойдемте, присядем в гостиной, — предложила она. Один из голубых телефонов стоит там, на стеклянном журнальном столике, и будет у нее под рукой.
— Спасибо, — негромко поблагодарил Брэндон. — Это очень мило с вашей стороны.
Он послушно прошел за ней в гостиную и сел там, где ему показали. Не спеша снял кашемировое пальто, кинул его на спинку своего дивана и подождал, пока устроится Гален. Она опустилась на диван, однако пальто снимать не стала.
Незваный гость заговорил лишь после того, как удостоверился, что Гален не намерена раздеваться.
— Я пообещал рассказать вам обо всем случившемся сегодня у Вивеки. И непременно это сделаю. Но мне кажется, что сперва следует изложить то, о чем мне хотелось бы поговорить с Лукасом. Если вы сочтете это чушью, ради которой ему не стоит со мной встречаться, то не будет иметь никакого смысла вдаваться в еще более отвратительные и жестокие подробности произошедшего у Вивеки. Вы согласны?
— Да.
— Лукас ошибается на мой счет, Гален. Это и будет моей основной линией. Я уже вижу по вашей реакции, что вы ни на миг мне не поверили и снова начинаете сомневаться в правильности своего решения впустить меня в дом. Но пожалуйста, выслушайте меня до конца! Вам нечего бояться. Если уж говорить об опасности, то она сейчас грозит исключительно Лукасу — вернее, его душе и сердцу.
Брэндон выжидательно замолк и не прерывал паузу до тех пор, пока не дождался едва заметного кивка от Гален.
— Я не оспариваю способность Лукаса предчувствовать опасность. Он действительно обладает этим даром. И для жертв и их семей он сродни благословению свыше. Но для меня его дар оказался проклятием. Как и для моей семьи. Лукас уверял комиссию по досрочному освобождению, что почувствовал угрозу с моей стороны в тот вечер, когда погибла Дженни, и за две ночи до этого. Гален, поймите, я не сомневаюсь — Лукас верит в это. Но ведь когда Дженни не стало, ему было всего девять лет, и ее смерть слишком сильно отразилась на нем! Все психологи в один голос утверждают, что тяжело травмированные дети начинают подсознательно искажать реальность, переставлять события и даже подменять одни воспоминания другими. Это нормально, естественно и даже необходимо для сохранения их душевного равновесия. Я консультировался со многими экспертами, и они со мной согласились: Лукас впервые ощутил свой дар где-то в промежутке между гибелью Дженни и первым слушанием вопроса об освобождении. Но из-за подсознательного стремления забыть о полученной в детстве травме он убедил себя, будто ощутил свой талант намного раньше, хотя этого просто не могло быть! Потому что Дженни Кинкейд погибла из-за несчастного случая, а не по злому умыслу.
«Врешь!» Именно это слово показал на пальцах Лукас в тот морозный вечер, прежде чем помчался в темноту, туда, где лежала бездыханная Дженни. Но пока оно звенело у Гален в мозгу, упрямая память подсунула другую картинку — из ее собственного прошлого, — когда мечтательная девочка, получившая травму и вообразившая, что ее предали, надолго позабыла о былом доверии и любви, объединявших прежде мать и дочь.