116 
Одними из первых не выдержали угрозы пыток и вполне реальной позорной смерти на костре престарелые руководители тамплиеров. На восьмой день после ареста в отречении от Христа признался Жоффруа де Шарне — приор Нормандии и одно из первых лиц в ордене. Он косвенно признал и существование в братстве гомосексуальных явлений. Но де Шарне не утверждал, что все является общепринятой практикой, а королевским судьям и палачам требовалось большее. И здесь к ним пришла настоящая победа. 24 октября деморализованный и раздавленный неожиданной переменой в судьбе Жак де Моле признался, что при приеме в члены ордена он отрекся от Христа и плюнул на распятие. Более того, он добавил, что точно такой же обряд совершался над всеми, кто вступал в состав рыцарей Храма. Стоит сказать, что, по словам очевидцев, давая эти показания, Жак де Моле производил впечатление человека, совершенно сбитого с толку и насмерть перепуганного. Он выглядел резко постаревшим и ослабевшим, и во время всего процесса ни разу не проявил себя как волевой человек и решительный руководитель. Отсюда можно понять, какому страшному давлению подвергался этот старик в заключении, если согласился с такими обвинениями.
Как бы то ни было, но признание великого магистра сделало свое дело. Уже к середине ноября подавляющее большинство тамплиеров призналось почти во всех грехах, что им инкриминировались, а некоторые еще и расцветили свои показания, рассказывая о некой трехликой голове, оправленной в серебро, которой поклонялись на общих собраниях, о поклонении кошке и какому-то Бафомету (возможно, искаженное «Мухаммед»?). Противоречия в показаниях и даже явная их вздорность не производили впечатления на судей — наоборот, они с удовольствием записывали все подряд. Это могло пригодиться впоследствии, когда пройдет шок, вызванный арестом и фактическим предательством великого магистра. Ведь позднейший отказ от этих признаний, по логике того времени, означал вторичное впадение в ересь, а за такое преступление полагалась немедленная смертная казнь на костре.
Казалось, Филипп Красивый уже может праздновать победу. Почти все тамплиеры арестованы, их имущество описано и, вплоть до судебного решения, приносит хоть и незаконные, но весьма реальные доходы в казну. К сожалению, не оправдалась надежда на бочонки с золотом, которые король своими глазами видел в подземельях Тампля. Несмотря на всю секретность операции, вероятно, какая-то утечка информации все же произошла, и, когда стражники, посланные французским королем, ворвались в резиденцию тамплиеров, ее подвалы были уже пусты. Тем не менее, король мог быть вполне доволен — ведь деньги составляли лишь малую часть богатств, принадлежащих рыцарям Храма, а в остальном процесс развивался по его плану. Но «железный король» недооценил деловую хватку своего земляка — римского папы.
Уже 27 октября, то есть еще до признаний, выбитых у лидеров тамплиерского братства, и, естественно, не зная о показаниях де Моле, Климент V в довольно суровых выражениях попенял французскому монарху на то, что он предпринял столь важный шаг, не посоветовавшись с апостольским престолом. Впрочем, Климент соглашался (хотя и в весьма туманной форме), что бывают случаи, когда светский государь сам принимает меры против еретиков для сохранения безопасности и спокойствия государства. Но в том, что касается прерогативы судить вышеозначенных еретиков, а тем более, если они относятся к духовному званию, — то это всегда было исключительным делом Церкви. А в конце своего письма к королю папа становится еще более откровенен: «...в ваших столь неожиданных действиях любой увидит — и не без оснований — оскорбительное презрение к Римской церкви и к нам лично». Таким образом, первой реакцией папы было возмущение самостоятельностью акции французской короны, столь серьезно затрагивающей и материальные, и юридические интересы католической церкви.
Столь резкая отповедь папы на некоторое время вызвала у Филиппа IV замешательство. Он прекрасно понимал, что с юридической точки зрения его позиция абсолютно уязвима, но сдаваться не собирался и, с целью потянуть время, затеял долгую переписку с Климентом по частным юридическим вопросам. Филипп признал, что поспешил с арестом, но этого требовали интересы безопасности государства; кроме того, при аресте и допросах всегда присутствовали инквизиторы — то есть представители церкви. Выбитые у тамплиеров признания дали в руки короля новые козыри, и он их
116 
