Лёгкий, ненавязчивый романчик 
97 
Белов выключил компьютер, опустил жалюзи, оделся и вышел из уже темного кабинета в освещенную приемную. Потом несколько минут шел по коридору, спускался по лестницам, попрощался с охранниками и вышел из здания. Ему хотелось остановить такси и попросить водителя отвезти его в ближайший бар. Но по опыту Вадим знал, что проблему так не решить, а новые получить легко. Поэтому он прошел по оживленной улице к ближайшей станции метро и спустился вниз по гладким, очищенным от снега ступенькам. Он пытался не думать о том, что произошло. Он не мог определить свои ощущения – это было что-то на грани истерики маленького ребенка, у которого отняли любимую игрушку.
Алиса стояла возле телефона, не трогаясь с места. Когда Софья Львовна вышла из гостиной, на нее смотрела побледневшая дочь, по лицу ее текли слезы.
– Что случилось, Лялечка? – Она обняла дочь, тело которой била мелкая дрожь. – Милая моя, что у вас произошло? Все перемелется, не расстраивайся, прошу тебя.
– Я не нужна ему. Марина права. Она права – я не знаю, что со мною происходит, – всхлипывая, сказала Алиса. – Я ничего не понимаю. Я так несчастна, почему, мама, почему?
– Неправда, не говори так. В любви не бывает все гладко. Нужно уметь достойно переживать трудные дни. Хочешь поговорить об этом?
– Нет, спасибо. Пока я не смогу найти нужных слов. Я выбита из колеи, я раздавлена.
– Пойми, милая, соединяются два человека, со своими характерами, своими принципами. Не может быть все гладко. Нет трагедии, идет нормальный процесс. Ты должна только прислушиваться к внутреннему голосу. Он никогда не обманет. – Софья Львовна старалась быть убедительной. Она гладила дочку по шелковистым волосам, чувствуя, как сжимается сердце от боли. Ее девочку обидели, явно незаслуженно, иначе она не была бы настолько подавлена. – Пойди прими ванну, а я пока закончу с ужином. Папа обещал не задерживаться. Давай, милая, не будем огорчать папу своими заплаканными глазами. И помни, я всегда готова тебя выслушать.
– Спасибо, я знаю. – Алиса медленно поплелась в ванную. Единственное, что она поняла – Марина не зря так нервничала при любом упоминании о Вадиме. Никогда раньше она так не вела себя. Она что-то знает и скрывает или более реально смотрит на жизнь своими не затуманенными любовью глазами. Алиса решила, что обязательно извинится перед ней. Сейчас ей казалось ужасным, что она так разговаривала с подругой. Столько грубостей, незаслуженных обвинений.
«Бедная Маришка, столько вынесла от меня. Она, должно быть, страдает все это время, а я держу марку и прохожу мимо нее с гордо поднятой головой. Какая же я дрянь… Простит ли она меня?» – Алиса подумала, что в этот момент она осталась и без подруги, и без любимого. Все, что было дорого, казалось безвозвратно потерянным. Эта ситуация совершенно ей не нравилась, она лишала ее покоя, смысла существования. Два человека, которым она доверяла, сейчас были словно на другом берегу и к ним невероятно трудно переправиться.
Алиса уже набрала ванну, но, передумав, быстро надела махровый халат, тапочки и направилась к Марине. Она вихрем пролетела по коридору. Софья Львовна успела только вопросительно выбросить вперед руку, жестом спрашивая: «Куда ты?» Алиса ничего не ответила и закрыла за собой дверь.
Нажать кнопку звонка оказалось гораздо труднее, чем проходить столько дней мимо и делать вид, что тебе нет никакого дела до твоей бывшей подружки. Всетаки Алиса отважилась сделать это – звонок получился долгим, настойчивым. За дверью послышались шаги, потом они стихли. Алиса поняла, что Марина сейчас наблюдает за нею в глазок.
– Мариша, открой, это я, – на лестничной площадке было темно – вчера перегорела лампочка. – Открой, прошу тебя, мне необходимо поговорить с тобой. Я не уйду, слышишь?
Прошло еще несколько мгновений, и дверь медленно открылась. На пороге стояла Марина. Она была все в том же длинном халате, подаренном давно Софьей Львовной, и стареньком пуховом платке, накинутом на плечи. Алисе показалось, что они совсем не ссорились, и не было этого презрительного молчания с ее стороны. Десятки дней превратились в один долгий, полный непонимания и неоправданной жестокости.
– Здравствуй, Мариша. Разреши, пожалуйста, войти. Не заставляй меня говорить на лестнице.
– Здравствуй, если не шутишь. – На лице Марины застыло удивление. Она не говорила ни «да», ни «нет», продолжая разглядывать Алису.
– Будем считать, что у меня в руках развевается белый флаг. Даже во время войны на это обращали внимание.
97 
