10. Нравственный императив
Невозможность смириться с тем, что твое благополучие есть причина беды соседа — это не коммунистический, это гуманистический принцип. Очевидно, что в реальности этот принцип не соблюдается.
Коммунизм мог бы рассматриваться как условие гуманизма (то есть человеколюбия), однако коммунистические идеологи часто подменяют одно понятие другим. Собирались делать добро всем — сделали некоторым, а прочих объявили врагами. Это нечестно. Коммунизму предъявлено обвинение в нарушении прав человека, то есть основ цивилизации.
Обычно, борясь с режимом, оппозиционеры апеллируют к общечеловеческой морали — а когда приходят к власти, понятие «справедливость» конкретизируют. Так в свое время поступили большевики. Так и жупелу коммунизма противопоставляли идею абстрактной демократии — но, едва коммунизм пал, потребовалось понятие демократии конкретизировать и объяснить дуракам, что демократия — это не пряники.
Всякая идеология присваивает себе право на гуманизм: коммунизм не в большей степени, чем капиталистическая цивилизация или Третий рейх. Разница в том, что коммунизм сулил благо всем, а фашизм был придуман, чтобы продлить век западной цивилизации, продлить то состояние мира, когда свобода — есть предмет торговли, и великий принцип обмена написан на воротах в концлагерь: «Труд делает свободным». Коммунизм обозначал предел цивилизации, за которым труд на свободу не меняют, напротив: труд есть привилегия свободного.
Коммунизм обманул человечество — но разве демократия не обманула? Советский лагерь не лучше гитлеровского, оправдания палачам нет. Но, сравнивая Соловки и Бухенвальд, стоит добавить в список резню в Корее или в бельгийском Конго. Упрек коммунизму справедлив: гуманизм не расцветет в казарме. Но и в колониях гуманизм не цветет. Если уж нет прощения убийцам — то никаким.
Очевидного противоречия в стратегии Черчилля, Сталина и Гитлера не было. Каждый лидер готов был жертвовать жизнями людей ради исторической задачи — господства того общества, которому служил. Вряд ли цивилизация, которую представлял Черчилль, гуманнее иных, участвовавших в споре. Во всяком случае, опыт колонизации говорит обратное. Не в меньшей степени, нежели Ницше, учителями Гитлера были Томас Карлейль и Хьюстон Чемберлен и, если бы Гитлер победил Россию, то, вполне вероятно, сумел бы договорился с Британией и Америкой, как, собственно, и собирался. И та, и другая программа (империалистическая и фашистская) основывалась на понимании истории, трактованной в соревновательном, рыночном ключе (то есть на господстве белой расы и удержании этого состояния в мире). И та, и другая программа были озабочены экстенсивным развитием цивилизации (называя это — то неизбежным развитием демократии, то национал-социализмом, то прогрессом, то величием расы, то бременем белых).
В сущности, для коммунизма — никакая цивилизация не является благом, и участие коммунизма в этом историческом конфликте — случайно. Показательно, что роль России в той войне забыта или почти забыта. Один проект цивилизации победил другой, исследователи именуют коммунистические утопии — диверсиями против цивилизации, и это справедливо. Впрочем, и сама цивилизация — весьма плотоядная особа: без помощи коммунизма она уничтожает вокруг себя все, что не входит в ее структуру — взгляните на карту. Основной товар цивилизации — право; цивилизация торгует гуманизмом (свободой, законом, правами человека), как некогда огненной водой: использует его как меновую стоимость — и взамен требует жемчуг. Разумеется, монополию на гуманизм цивилизация не уступит.
На протяжении двадцатого века именно коммунизм дважды остановил экстенсивное развитие цивилизации: во время Первой мировой — русской революцией, и во время Второй мировой — миллионами русских жизней. То, что сам коммунизм был представлен худшей из своих ипостасей (казарменной империей), не способствовало торжеству гуманизма. Боролись за гуманизм — но боролись отнюдь не гуманисты. Разрушение такого коммунизма было благом. Однако то, что сейчас коммунизм повсеместно побежден, открывает возможности для нового фашизма (иначе: нового цивилизаторского проекта). И по-другому, вероятно, быть не может.
11. Коммунизм и демократия
В словаре двадцатого века эти понятия умудрились стать едва ли не полярными, хотя это противоречит логике. Последовательно рассуждая, из принципов народовластия можно вывести коммуну — но в истории этой логикой не воспользовались. Напротив, одно понятие подменяли другим, словно один образ народовластия ревновал к другому.