139 
– У тебя обручальное кольцо!
– Мы с Джулианой поженились шесть дней назад.
– Но зачем, Гарретт? Ведь прошло столько лет!
– Потому что мы до сих пор любим друг друга. И даже еще сильнее, чем раньше.
– Но зачем вступать в брак? И так быстро?
– Потому что если люди любят друг друга так, как мы Джулианой, то они должны заключить брак. И кроме того, мы хотели, чтобы все узнали о нашей любви – из-за дочери.
– То есть, это была идея Алисон?
В общем, так оно и было: они собрались в доме в Долине Счастья все вместе. Джулиана шила свадебное платье для Алисон, нашивая на шелк цвета слоновой кости радужные жемчужины, которые все вместе образуют сад из роз и бабочек. «Подожди, – сказала Алисон, положив ладонь на руку Джулианы, – пожалуйста, сначала сшей свадебное платье для себя».
– Действительно, – признал Гарретт, – именно Алисон настояла, чтобы мы поженились как можно скорее. Но когда я сказал «дочь», то имел в виду Мейлин. – Он спокойно выдержал потрясенные взгляды родственников и добавил: – Я имею в виду вашу внучку, ребенка, который родился у Джулианы после той недели двадцать восемь лет назад.
– У тебя и Джулианы?..
О, как бы Гарретту хотелось не читать мысли своих родителей! Как бы он хотел не видеть их изначальной неприязни к его дочери-азиатке! Как ему не хотелось видеть правду: им не нужна Мейлин.
Он сумел сдержать приступ ярости, но он не может уйти, не сказав всего, что хотел сказать.
И тогда он рассказал им о том, что пришлось пережить Мейлин и как он любит ее. Гарретт не говорил о том, как она красива, что именно она – архитектор одного из самых красивых зданий, новой достопримечательности Гонконга. Он даже не стал рассказывать им о радости Алисон, что теперь у нее есть сестра.
Гарретту было нужно, чтобы его родственники безоговорочно приняли Мейлин, так как она была внучкой его родителей.
– Мейлин такая же ваша внучка, как и Алисон. Алисон и Мейлин – сестры, а мы с Джулианой – муж и жена, и мы все хотим, чтобы и вы стали частью нашей семьи, если захотите.
Но этого-то они и не хотели. Гарретт отлично видел это. Ненависть его родственников ко всему азиатскому была столь же сильна, как его любовь к Джулиане и Мейлин. Они просто не могли принять его предложения, и это значило, что ему нужно как-то сжиться с этим… и попрощаться с ними.
Однако похоже было на то, что Дуглас Уитакер хотел попрощаться первым. Он встал, и Гарретт с болью в сердце смотрел, как он ищет слова прощания с единственным оставшимся в живых сыном. Гарретт Уитакер был уже взрослым человеком, он был женат, у него было две дочери, своя семья. И все-таки он чувствовал, что будет ощущать себя сиротой, брошенным родителями, брошенным отцом.
Гарретт повернулся к выходу, и когда его окольцованная свадебным золотом рука уже коснулась бронзовой дверной ручки, его остановил на полпути голос отца:
– Гарретт!
Он повернулся, готовясь услышать прощальные слова отца.
Но Дуглас Уитакер не стал прощаться с сыном. Тот, кого Гарретт любил, кем восхищался и кому доверял больше всего на свете, тихо промолвил:
– Я хочу познакомиться со своей внучкой. Тогда поднялась Полин Уитакер, и хотя Гарретт видел ее уже не слишком отчетливо из-за наполнившей глаза влаги, он хорошо расслышал ее слова:
– И я тоже.
Потом он услышал голос Айрис Париш:
– Ну, а мы, Гарретт? Неужели ты не хочешь… неужели это невозможно… чтобы Мейлин стала и нашей внучкой?
ГЛАВА ПЯТАЯ
«Нефритовый дворец»
31 декабря 1993 г.
Она стояла на набережной, на том самом месте, где в тот июньский день они с Сэмом созерцали будущий отель, который никто, кроме них, не мог увидеть во всем его великолепии.
Сегодня «Нефритовый дворец» сверкал, как рождественская елка. Сквозь прозрачные стены вестибюля было видно море людей, собравшихся на торжественное открытие отеля. Может быть, среди них были и драконы Цзюлуна. Но на набережной она была одна. Она любовалась праздничной иллюминацией Гонконга, перемигивающимися огнями, отражавшимися в гладком черном зеркале залива.
Была почти полночь; теплый ночной воздух благоухал. На Мейлин был ципао из золотой парчи марки «Жемчужная луна»; ее длинные волосы, обычно гладко зачесанные, теперь были свободно распущены, а на макушке собраны в корону. Она стояла, созерцая бриллиантовый блеск огней, и ее руки были прижаты к животу.
– С Новым годом, Джейд!
Мейлин показалось, что она слышит какой-то внутренний голос, голос, идущий из ее сердца. Разумеется – ведь она думала о нем и его ребенке. Но даже в мечтах она не воображала такого нежного приветствия: «С Новым годом, Джейд!»
139 
