очень нудно 
30 
Кажется, все получилось. Даже лучше и быстрее, чем Шахов мог рассчитывать. Он хотел славы и получил ее сполна. Его тщеславие было удовлетворено, но знать об этом должен был только он сам. Даже перед Полиной он пытался разыгрывать спектакль под названием «усталость».
– Эти журналисты, газетчики… – театрально вздыхал Дмитрий, – все время копаются в чужом белье. Я все понимаю, но нужно же знать меру! Я разрываюсь между съемками, интервью. Между прочим, у меня еще есть свой бизнес.
– Есть, конечно, есть. Кстати, ты можешь остановиться и сделать выбор. В пользу бизнеса, например.
– Шутка?
– Нет.
– Это невозможно. Мое второе «я» умрет, а вместе с ним и… – Шахов остановился, заметив насмешку в глазах Полины. – Ты можешь иронизировать сколько угодно. Только от тебя я жду иного, совсем иного. Я так устал, мне тяжело. Кто поддержит меня, если не ты?
Воробьева пропускала его слова мимо ушей. Она прекрасно знала, что Дмитрий в восторге от всего, что с ним происходит. Он получил желаемое. Не без ее помощи. Теперь Полина понимала, что Шахов имел в виду, когда говорил, что она нужна ему вся, без остатка. Ему нужна ее голова, ее способность облачать мысль в красивую оболочку, ее умение чувствовать слово, видеть текст сердцем. Она помогла разрозненным обрывкам, сырым заметкам обрести законченный вид, развила сюжетные линии, четко выписала героев, держала интригу до самых последних строк. Опытный редактор, Полина знала все то, что так любит читатель. К тому же именно она принесла главному редактору первый роман Шахова.
– Что это, Полина Сергеевна? – Регина Викторовна пролистала внушительную по объему пачку и вопросительно уставилась на Воробьеву.
Все, что выходило за пределы планов издательства, называлось «самотеком». Рукописи, присылаемые по электронной почте, попадали в редакционный отдел Марку Иосифовичу. Именно он решал, быть или не быть новому автору. На этот раз Полина решила нарушить правила и предложила рассмотреть рукопись главному редактору. Вдруг это принесет удачу?
– Полина Сергеевна? – Регина Викторовна не могла понять причины столь явного волнения Воробьевой.
– Это то, что нужно нашему издательству, – уверенно заявила та. – Автор, который, к счастью, сначала обратился к нам. Потрясающий сюжет. Посмотрите. Мне кажется, стоит обратить внимание… Впрочем, я не могу настаивать.
– Как рукопись попала к вам?
– Случайно.
– Случайно? – Регина Викторовна пытливо всматривалась в покрасневшее лицо Полины. – Я, знаете, в случайности не верю, но рукопись просмотрю. Сегодня же…
К концу рабочего дня рукопись легла на стол Воробьевой для доработки. Были определены сроки. Главный редактор никогда не принимала решений единовластно. Она была правой рукой директора и всегда согласовывала свои действия с Арсеньевым. Наверняка он одобрил черновик рукописи, включив зеленый свет начинающему автору.
– Рукопись стоящая, – небрежно заметила Регина Викторовна. – Пожалуй, нужно бы встретиться с этим самородком. У вас есть его координаты?
– Да, конечно. – На листке для заметок дрожащей рукой Полина написала номер мобильного телефона Шахова. – Шахов Дмитрий Павлович.
– Шахов? И псевдоним не нужно придумывать. Дмитрий Шахов – по-моему, хорошо. И Алексей Викторович только «за»…
Это была победа! Полина знала в рукописи каждый абзац, но создавала видимость работы, правила саму себя. Это было наслаждением. Воробьева четко укладывалась к сроку. К моменту сдачи она была с романом одним целым и отдавала его в корректуру с чувством грусти. Когда знаешь, что расставание неизбежно и не можешь оттянуть его.
Представленный материал понравился издателю. Первый блин комом – это не о романе Шахова. Первый тираж разлетелся с космической скоростью. Немного поработали пиарщики, но затраты окупились сполна. Шахов оказался в центре внимания, а она, та, которая по праву могла считать себя автором бестселлера, оказалась в тени. Ее фамилия и инициалы, указываемые в каждой книге, находились в сухих строчках информации на последней странице. Воробьева П.С. – ответственный редактор. Полина ничего не имела против. Она сделала свое дело. Она знала, на что шла.
Самым неприятным стало то, что, получив желаемое, Дмитрий стал отдаляться от нее. Он оправдывал их ставшие редкими встречи безумной занятостью. Полина делала вид, что верит и понимает. Она прощала любимому его эгоизм, надеясь, что, наигравшись славой, как ребенок новой игрушкой, он успокоится, остепенится и поймет, что в этой жизни имеет истинную ценность. Но Шахов оказался ненасытным. Режим ожидания, в котором с некоторых пор жила Воробьева, стал привычным. Полина уговаривала себя, что нужно потерпеть.
30 
