очень нудно 
52 
– У меня своих подруг достаточно. Причем преданных, не чета некоторым. Заберите ваш букет. – Маргарита Петровна хмурилась, но Шахов включил обаяние на полную катушку. Открылись шлюзы экстренного безотказного влияния. Женщина сдалась. – Она убьет меня, если узнает, что это я помогла вам найти ее.
– Ни за что не выдам вас.
– Поклянитесь!
– Клянусь! – Шахов сложил ладони. – Ну, говорите же…
Вскоре машина мчала Дмитрия на дачу лучшей подруги Воробьевой, куда Полина сбежала ото всех и, прежде всего, от себя самой. Уединение должно было помочь ей обрести душевный покой. Об этом она сказала матери, Марку Иосифовичу, подруге, согласившейся приютить ее.
Сказать легко, сделать сложнее. Почти невозможно. Полина то и дело плакала, благо свидетелем ее слез был лишь дворовой пес Магеллан. Сначала он тихо скулил. Потом стал громко лаять, как будто хотел заглушить плачь Полины.
– И ты меня не понимаешь… – Вытирая слезы, Воробьева не решалась приблизиться к псу. Тот скалился и норовил избавиться от цепи.
В один из хмурых вечеров его лай стал особенно невыносим. Полина набросила шаль и вышла во двор. По другую сторону забора стояла машина, не узнать которую было невозможно. Внутри что-то оборвалось. В первое мгновение Полина решила спрятаться и не выходить ни под каким видом. Никто не заставит ее разговаривать с этим человеком. Но из открытой двери машины уже выходил Шахов. Его цепкий взгляд остановился на Полине, а сама она, словно под гипнозом, оперлась о стену дома.
– Поля! Здравствуй, Поля!
В его руках пестрел огромный букет ромашек. Воробьева не знала, что час назад Маргарита Петровна великодушно отказалась от него в пользу дочери.
«Для нее это важно. К тому же этот знак внимания хоть как-то поможет вам, Дмитрий Павлович. Не знаю, что и сказать… Она очень страдала». – Теперь Шахов размахивал букетом, как белым флагом перемирия.
Медленно двигаясь по извилистой дорожке к воротам, Полина боролась с волнением. Зачем Шахову понадобилась эта демонстрация: «Я помню, что ты любишь, детка, я все помню». Он хочет получить прощение или поставить окончательную точку? Если Дмитрий за что-то берется, он доводит это до конца. Устоять перед его напором и обаянием невозможно. Он знает это и беззастенчиво пользуется. У Полины ноги подкашивались. Она смотрела на улыбающееся лицо Дмитрия и не могла понять, как вести себя. Растерянность, обида, жалость к себе сплелись в тугой клубок. Ком застрял в горле. Полина запретила себе плакать. Он не увидит ее слез. Бездушный жестокий человек. Она не простит его предательства. Он ведь за этим сюда приехал? Ничего не выйдет. Она не мячик для пинг-понга: шарик налево, шарик направо. Хочу играть – играю, не хочу – не смотрю даже в сторону стола.
Полина не спешила открывать ворота.
– Здравствуй! – Шахов прильнул к забору.
Неловко перекладывая букет из одной руки в другую, Дмитрий как будто решал, сможет ли просунуть его в пустоты забора. Несмотря на прохладный вечер, Шахову было жарко, душно. Ворот любимого свитера сдавливал горло. Главное, что она молчала. Смотрела на него, не проронив ни звука.
– Поля, нам нужно поговорить. – В ответ ее брови удивленно взметнулись вверх, на мгновение застыли и вернулись в прежнее положение.
Залаяла собака. Шахов бросил ищущий взгляд в глубь двора.
– Пес на цепи? – Полина молчала. – Нам нужно поговорить. Поверь мне, это важно и для тебя, и для меня. Ты хочешь, чтобы я говорил прямо здесь? Мне мешает забор, Поля. У меня ничего не получится. Ты же позволишь мне войти?
Полина опустила глаза. Ему стало легче. Собака не переставала лаять, но Шахов уже привык к этому довольно громкому фону. Переведя дыхание, Дмитрий попытался придать лицу выражение крайней озабоченности и сожаления. Пока все шло не так уж плохо. Он боялся, что Полина не захочет видеть его. В таком случае он не стал бы штурмовать дачу, по-мальчишески преодолевая забор. Ему ничего не осталось бы, как держать осаду, сетуя на медленно бредущее время. Время, которое в таких случаях перестает быть твоим союзником. Она бы все равно сдалась. Потому-то и вышла сразу. Умная женщина, не хочет выглядеть смешной. Господи, куда уж там – у нее такие грустные глаза! Посмотришь в них и удавиться хочется. Как же она страдает, бедняжка.
– Поля, милая, позволь мне все тебе объяснить. – Она не двигалась с места, только снова в упор смотрела на него, прижав ладонь к горлу. Тонкие длинные пальцы обхватили шею, как будто Полина хотела с минуты на минуту сжать их мертвой хваткой. – Ну, я ведь не могу просить прощения, стоя за забором? Позволь мне войти. Что я должен сделать? Скажи!
52 
