43 
— Мама Мориса была экономкой у бабушки с дедушкой. Работы у нее хватало. Мы с другом были предоставлены сами себе, и вовсю этим пользовались. Вот этот самый коттедж, где мы сейчас находимся, тогда был просто развалиной — и нашим любимым местом для игр. Но тебе вряд ли интересно слушать мои рассказы.
О, вот тут он ошибался! Гвен Ричвуд слушала его с огромным вниманием, страшно себя за это ругая.
— Гвен, а тебе нравится, как я здесь все устроил?
— Вот уж не думала, что тебя это волнует!
— Я тоже не думал...
Оказывается, волнует. Он смотрел на нее слишком пристально, слишком многозначительно, а может быть, это просто нервы разыгрались, но Гвен предпочла повернуться к Родриго спиной и с преувеличенным вниманием начать изучать развешанные по стенам немудрящие, но очень колоритные керамические картины местного производства. Надо признать, подобраны они были с большим вкусом.
Напряжение в воздухе нарастало, она чувствовала это всей кожей. Что-то изменилось... С недавних пор у всех слов появился скрытый смысл, все взгляды что-то означали, каждое прикосновение обжигало...
Ты влюбилась, влюбилась, влюбилась!
Нет. Нет! Нет!!!
Нет?
— Ты недовольна, что я написал твоим родителям записку?
— Нет, я... я просто предпочла бы сделать это сама. Как-то странно, что теперь кто-то может распоряжаться за меня...
— О да, ты такая независимая и успешная женщина...
— Слушай-ка, прекрати, меня подначивать...
— Гвен, запомни, прежде чем начинать драку, реши, каким оружием ты собираешься пользоваться и как именно. Это более эффективно. Для женатых людей самое популярное оружие — отказ в близости. Само собой, ее надо сначала иметь, чтобы потом отказывать в ней...
И снова двусмысленность этой фразы заставила Гвен вспыхнуть и нервно переплести пальцы. Почему-то кровь шумит в ушах, почему-то подкашиваются ноги, но в этом нет ничего неприятного, как это бывает при обмороке. Наоборот, все тело млеет от странного предвкушения...
— Я просто хотела сказать, а не драться! Сказать, что... Господи, ты Боже мой, что ж я хотела сказать-то!!! А, вот: если бы ты со мной посоветовался, я бы чувствовала себя менее... менее...
— Менее?
— Менее... управляемой извне!
— Вот это да! Это я тебя так? Так ты себя чувствуешь рядом со мной?
Рядом с тобой я чувствую себя возбужденной, взъерошенной, чумазой и совершенно растерянной девчонкой-школьницей, чьи гормоны разгулялись с силой урагана, а поделать ничего с этим нельзя...
Гвен неожиданно устала. Махнула рукой.
— Забудь об этом. Я просто была немножко в шоке, когда проснулась здесь утром. Это для тебя остров — родное место, а я даже не понимаю, где нахожусь.
Родриго смотрел на нее и вспоминал тот миг, когда она проснулась здесь впервые. Тогда, в первые секунды, явно никакого шока не было. Было только мягкое, теплое, податливое тело, полуоткрытые губы, прерывистое дыхание и эти бархатные глаза... карие, нежные, чуть изумленные и ни капельки не испуганные... Глаза олененка, еще не знающего, что людей нужно бояться.
Воспоминание заставило Родриго подобраться, чтобы не застонать от неожиданного возбуждения и желания. Тело-предатель реагировало на эти воспоминания так же, как реагировало тогда на женщину с серебряными волосами, лежащую в его объятиях.
Он смотрел на Гвен и с каждой секундой все отчетливее понимал, что больше всего ему хочется сейчас медленно, очень медленно раздеть ее, нежно и неторопливо целуя каждый сантиметр шелковой белоснежной кожи; перебирая серебряные локоны, зарыться в них лицом и вдохнуть сладкий и пряный аромат женщины; прижать к себе это точеное, сильное тело, прижать так крепко, чтобы она застонала от счастья и боли, чтобы обняла его в ответ и вернула ему боль и счастье, и чтобы так длилось вечно, вечно, пока стоит мир...
Гвен с некоторым испугом коснулась его щеки. Было полное ощущение, что Родриго впал в летаргию. Однако ее легкое прикосновение разбудило его мгновенно, и тогда девушка отступила в испуге. Он встал с кресла быстрым, неуловимым движением. В синих глазах горел мрачный и страшноватый огонь. О чем он думал до сего момента, Гвен и понятия не имела, но видела, что сейчас в душе Родриго происходит какая-то страшная борьба.
До него дошло, что за глупость он совершил, женившись на ней? Он раскаивается? Он вспомнил чувство к Саре? Он не может больше выносить присутствие Гвен в доме, где прошло его детство?
43 
