19 
– Ну да, так я и поверил.
– А вот и даст.
– Меня никто не приглашал.
– Я тебя приглашаю.
– Но ты же ничего не понимаешь. – Это становилось невыносимым.
– Скажешь еще раз, и я тебе все волосы выдеру, вместе со всеми твоими ужасными вшами, если они у тебя еще есть. – Боже, что я несу?! Какой ужас! Как глупо и жестоко. Его глаза так зло сверкнули, что я чуть не проглотила язык. – Я не то хотела сказать, Рони, я не…
Моя мольба была прервана. Вся толпа ахнула. Я слышала, как кто-то крикнул:
– Господи, да остановите же его!
К шествию присоединился Большой Роан. Огромный, похожий на обезьяну, он кое-как доковылял до середины Главной улицы и остановился, любуясь произведенным впечатлением. На нем были рубашка-шотландка и мешковатые брюки, с шеи свисала гирлянда. Грязные темные волосы торчали во все стороны, лицо опухло, из угла рта торчал окурок, который он, не переставая, жевал. Так он немного постоял, презрительно кривя рот.
Потом Большой Роан рванул прямо через отряд девушек-скаутов. Те выронили с перепугу свое знамя и разлетелись в стороны, как зеленые листья во время бури.
Большой Роан, как трактор, пробивался вперед, размахивая пивной бутылкой.
– Хотите посмотреть на Санта-Клауса? – орал он. – Сейчас сниму штаны, и вы сможете расцеловать его в обе щеки.
Он швырнул бутылку и попал в пугливую лошадь одного из апостолов, лошадь шарахнулась и столкнулась с мулом тети Ронды. Тетя, разумеется, свалилась с него. Переполох разрастался, как лесной пожар. Школьный оркестр раскололся пополам, и моя кузина Эстер свалилась под ноги оркестрантам вместе со своей трубой. Мул очутился рядом с пожарной машиной, пожарники стали бросать в него конфетами, отчего он понесся еще быстрее.
Мул пронесся мимо тети Ирэн, сломав одно из ее ангельских крыльев, и она упала набок, как потерпевший аварию самолет.
Мои ноги буквально приросли в подоконнику. Люди кричали. Папа и несколько других мужчин выбежали с площади на улицу и схватили Большого Роана. Он покачнулся и ударил папу в лицо.
Я закричала от страха и ярости и вдруг поняла, что стою на тротуаре, совершенно одна. Рони каким-то образом стащил меня с подоконника, и я этого умудрилась не заметить.
Он растворился в толпе или испарился от стыда.
* * *
Газеты Атланты и телевидение поведали миру о рождественском параде в Дандерри. Мы выглядели в их репортажах смешными провинциальными чудаками.
У папы был сломан нос. Большого Роана приговорили к трем месяцам тюрьмы. Вся моя семья – и клан Мэлони и клан Делани – поклялась, что ни один из Салливанов никогда не переступит порога их дома.
Когда распространились слухи о моем общении с Рони во время парада, я стала в семье козлом отпущения. Маме настойчиво советовали не спускать с меня глаз, явно намекая, что, повзрослев, я могу натворить что угодно – хоть стать циркачкой, хоть голосовать за республиканцев.
Кузен Винс на сей раз серьезно занялся Рони и поймал его прежде, чем тот успел сбежать на озеро.
Дядя Вильям подписал судебный ордер, и тетя Бесс с легким сердцем отправила Рони в приют в Атланту. Потом она говорила всем, как ей приятно сознавать, что Рони Салливан будет на Рождество сыт и в безопасности.
Глава 5
Тетя Джейн, ведавшая библиотекой города, как-то сказала мне, что только в горе и страдании вызревают лучшие книги, те, что становятся истинными сокровищами в копилке человечества. Ну, насчет сокровищ не скажу, но в чем-то тетя, безусловно, была права.
Я была в отчаянии и не знала, как утешить Рони в тот месяц, который он провел вдали от меня. Под пружинами моего матраса росли груды писем, стихов и рассказов, написанных после Рождества. Почти все время я проводила дома.
– Ну, конечно, ты можешь послать ему что-то из написанного, – осторожно сказала мама, когда я спросила ее разрешения. – Но сначала стоит проверить твои сочинения с точки зрения… хмм… правописания.
Я не поддалась на эту уловку. Я прекрасно поняла, что в действительности имела в виду мама. Мои письма станут похожи на те, которые мы получали из Вьетнама от Джоша: полно фраз, замазанных черным.
– Я подумаю, – осторожно сказала я.
Я набралась идей, а главное, не совсем понятных мне слов для стихов, посвящаемых моему незадачливому Рони, читая книги, которые мне читать явно не следовало.
Наш дом был полон очень умных книг. Те, которые для меня, находились в гостиной на первом этаже. Полки там ломились от энциклопедий, книг по сельскому хозяйству, переплетенной в кожу классики, например, собраний Шекспира и Диккенса. Кофейный столик чуть не прогибался от маминых гигантских красочных альбомов по искусству. Но те книги, которые читали взрослые, хранились в спальне мамы и папы.
19 
