58 
Она думала, что сейчас он поцелует ее, но почувствовала, как его пальцы нежно пробежали от подбородка к щеке, коснулись уха и спустились внив к шее.
Это было еще неведомое ей ощущение» огнем пронизавшее все ее тело. Губы ее открылись сами собой, а дыхание стало частым и прерывистым.
— Вы так прекрасны! — прошептал он. — Но меня восхищает не только ваше лицо.
— Я… восхищаю вас?
Ей необходимо было услышать его ответ.
— Больше, чем я могу выразить словами, — ответил Рекс. — За эти недели, что мы здесь, я чуть с ума не сошел, что не могу обнять вас, прижать к себе, как сейчас.
— Я тоже… желала этого. Эти слова вырвались у нее непроизвольно, но, стремясь быть до конца честной, она добавила:
— Но… я раньше… не понимала этого, а сегодня… когда я подумала… что вас могут убить, а я не смогу… предупредить…
Она сказала это с болью, и Рекс понял, как она страдала. Он еще крепче обнял ее.
Он посмотрел в ее глаза долгим взглядом и прижался губами к ее губам.
Едва коснувшись их, он почувствовал, что под снегом действительно бушует огонь — огонь такой невероятной, неистовой силы, что он может поглотить все вокруг, но только не их стремление друг к другу.
Они наконец нашли друг друга, встретились после многих веков разлуки… Пламя разгоралось все ярче и ярче, и уже невозможно было думать — можно было только чувствовать…
Много позже, когда поленья в камине рассыпались и превратились в золу, Квинелла сказала:
— Мне казалось — я уже никогда… не буду с тобой одна… здесь все время народ… и я завидовала… прежним губернаторам и их женам, что они… могли быть вместе… в этой постели.
Рекс нежно поцеловал ее в лоб.
— Ну уж что-что, а это у нас с тобой никто и никогда не отнимет, и как мне кажется, любовь моя, — у нас есть право на нечто большее.
— Что ты имеешь в виду?
— В Англии, перед отъездом, сэр Теренс обещал нам медовый месяц в Лакхнау. Я думаю, мы вполне можем провести его в Наини-Таль.
— Медовый… месяц?
И хоть вопрос был едва слышен, прозвучал он с восторгом — как ликующая песнь.
— Я думаю, тебе это понравится.
— Мне понравится все, только бы я могла быть с тобой, говорить обо всем, и чтобы ты мог… любить меня.
Последние слова она произнесла с дрожью в голосе, и эта дрожь эхом отозвалась во всем его теле.
— Мы потеряли так много времени, — сказал Рекс, — но уж теперь я хочу, чтобы моя жена была рядом со мной.
— А тебе… разрешат? — робко спросила Квинелла.
— Разрешат? Кто должен мне разрешать? — удивился Рекс. — Или я не губернатор этой провинции? Здесь я отвечаю только перед самим собой!
Она весело рассмеялась.
— Ну тогда, ваше превосходительство, вы, может быть, расскажете мне, что бы вы… хотели, чтобы мы… делали?
— Весьма прискорбно, — медленно произнес Рекс, пряча искорки смеха в глазах, — но мы с тобой в следующие две недели будем страдать весенней лихорадкой, что убережет нас от необходимости выполнения служебных обязанностей!
Квинелла сильнее прижалась к нему.
— А эта… лихорадка — она что: как… огоньки… которые вспыхивают… во всем теле? — спросила она, едва сдерживая смех.
— Точно!
— И у больного… постоянно… комок в горле, и… трудно говорить… и можно только шептать?
— Действительно, так! — согласился Рекс.
— И он чувствует, что веки у него… тяжелеют, и губы… распухают?
— Да — это неизбежный симптом! Какие еще ощущения я вызвал у тебя?
— О-о, еще много, много всего!
И уже совсем другим тоном Квинелла продолжала:
— Я почувствовала — будто ты поднял меня на самую высокую вершину, где… раньше никто и никогда не бывал и где живут… только боги.
Она помолчала и нерешительно спросила:
— А ты тоже… чувствовал… такое?
— Родная моя, наша любовь — это восторг, который я не в силах описать словами. Поверь мне, никогда, никогда в жизни я не был так счастлив!
— Я так рада… так безмерно… рада!
— Это и есть то, что называется любовью!
— Да, я люблю тебя! Люблю!
— Я ведь не испугал тебя и не сделал тебе плохо, правда? — спросил он. — Я старался, я хотел быть с тобой терпеливым и нежным, любовь моя, — чтобы тебе не было страшно.
— Мне совсем не было… страшно, — тихо ответила Квинелла, — я просто еще не знала, что человек может так гореть — как в огне, и что это самое лучшее и… самое чудесное, что… есть на земле!
— Огонь любви!
— Да, это очень… точное название. Он откинул со лба ее волосы и посмотрел на ее лицо сверху вниз, и в свете догорающих углей увидел устремленные на него глаза и ждущие губы.
58 
