50 
Лучше, чем он, я не встречал.
А ты у него выигрывал?
Иногда. После того как он вернулся с войны, я начал его побеждать. Но он, похоже, не играл в полную силу. Он вообще потерял интерес к шахматам и теперь совсем их забросил.
Жаль.
Мне тоже жаль, мэм.
Она снова наполнила чашки.
Я потеряла пальцы из-за несчастного случая на охоте. Я стреляла голубей. Правый ствол разлетелся вдребезги. Тогда мне было семнадцать. Столько же, сколько сейчас Алехандре. Я понимаю, тебе хотелось узнать, что случилось с моей рукой. Любопытство в порядке вещей. Ну а я попробую угадать, откуда у тебя шрам на щеке. Это лошадь, да?
Да, мэм. Я сам виноват.
Она внимательно посмотрела на него, и в глазах ее появилась симпатия. Потом она улыбнулась.
Шрамы обладают удивительным свойством. Они напоминают о том, что наше прошлое реально. И не позволяют нам позабыть о событиях, которые оставили эти шрамы, верно?
Конечно, мэм.
Алехандра пробудет у матери в Мехико две недели. А потом вернется сюда на все лето.
Он судорожно сглотнул.
Какой бы я ни казалась со стороны, я не из тех, кто живет по старинке. Но наш мир мал. Он очень тесен. Мы с Алехандрой сильно спорим. Очень сильно. Она напоминает мне меня в семнадцать лет. Порой мне даже кажется, что я вступаю в спор с собственным прошлым, с собственным «я». В детстве я чувствовала себя несчастной по причинам, которые теперь потеряли значение. Но то, что нас объединяет – меня и мою племянницу…
Она вдруг осеклась, отодвинула в сторону чашку с блюдцем, и на полированной поверхности стола остался след от горячего, который затем стал быстро уменьшаться с краев и вскоре совсем исчез. Дуэнья Альфонса подняла глаза на Джона Грейди.
Видишь ли, в юности мне было не к кому обратиться за советом. Впрочем, я бы, наверное, все равно не стала никого тогда слушать. Я выросла в мужском обществе. Мне казалось, что это поможет мне затем нормально жить в мире мужчин, но выяснилось, что это не так. У меня был мятежный нрав, и я легко распознаю его в других. Но я никогда не хотела ничего ломать… Hу разве что то, что норовило сломать меня. Названия вещей, которые способны сломать человека, меняются со временем, с возрастом. В молодости это социальные условности, власть старших. Потом приходят болезни. Но мое отношение к этим вещам не изменилось. Ни на йоту.
Джон Грейди молча слушал ее, а она продолжала:
Ты понимаешь, что я с симпатией отношусь к Алехандре. Даже когда она вытворяет бог знает что. Но я не хочу, чтобы она потом горевала. Я не хочу, чтобы на ее счет злословили, обливали ее грязью. Я прекрасно представляю, что это такое. Она-то считает, что ей все нипочем. Наверное, в идеальном мире досужие толки и сплетни не несут никаких печальных последствий. Но я имела возможность убедиться, к чему они приводят в реальной жизни. Все может окончиться очень плачевно. Может случиться кровопролитие. И даже смерть. Тому есть примеры в нашей семье. Алехандра считает все это пустыми условностями, чушью, на которую не стоит обращать внимание, пережитком прошлого…
Она сделала покалеченной рукой жест, который одновременно мог означать и несогласие, и завершение фразы, потом снова сложила руки и посмотрела на Джона Грейди.
Ты младше, чем она, но все равно вам незачем кататься по округе вдвоем, без сопровождения. Когда слухи об этом дошли до меня, я подумала: не стоит ли поговорить с ней, но все-таки решила, что не стоит.
Она откинулась на спинку стула. Джон Грейди слышал, как тикают часы в холле. Из кухни не доносилось ни звука. Дуэнья Альфонса смотрела на него в упор.
Что вы от меня хотите, мэм?
Чтобы ты с уважением относился к доброму имени девушки.
Я и в мыслях не держал ничего другого.
Она улыбнулась.
Я тебе верю. Но ты должен понять и меня. Ты в другой стране. Здесь репутация женщины – ее единственное достояние.
Да, мэм.
Им нет прощения.
Не понял.
Женщинам тут нет прощения. Мужчина может потерять свое доброе имя, а затем восстановить его. Для женщины это исключено. У нее нет такой возможности.
Они сидели и молчали. Дуэнья Альфонса внимательно следила за выражением лица Джона Грейди. Он же побарабанил пальцами по тулье лежавшей на соседнем стуле шляпы и поднял глаза.
Мне кажется, это неправильно, наконец сказал он.
Неправильно? Да, наверное, отчасти это так.
Она повела рукой, словно вспоминала о чем-то забытом, потом сказала:
50 
