5 
— Вы, вероятно, очень спешите. Извините, что вам приходится ждать из-за меня.
— Ну вот еще, извинения, — огрызнулся он с напускным раздражением.
— Я здесь ожидаю уже порядком, так что в курсе дел. Может быть, я смогу чем-то помочь? Кого вы хотели повидать? — Вопросы звучали доброжелательно.
— Хантера Уатта.
Она резко вскинула голову и замерла.
— Моего отца? — У нее дрогнул голос. Потом удивленно заметила:
— Вы — первый из его друзей.
Правда, я не рассчитывала, что у него таковые остались.
Джошуа потерял дар речи. Она — дочь Хантера Уатта!
— Да, у него не много друзей, — холодно сказал Джошуа.
— Вы напоминаете мне его.
— Я напоминаю вам его? — Джошуа побагровел.
— Он чувствует себя лучше. Будем надеяться, сказала она ободряюще.
Джошуа старался не смотреть на нее, и она неверно это расценила. Ему не терпелось удалиться, но, прежде чем он собрался это сделать, она взяла его за руку.
Ее ручка была мягкой и предательски нежной.
Уже многие годы он не получал такого участия ни от кого. С тех самых пор, как умер его отец.
Усилием воли он отбросил эти воспоминания.
Странная летаргическая расслабленность мешала отдернуть руку. Он повиновался слабости и сел с ней рядом.
Она проговорила, запинаясь:
— Я рада, что вы пришли. Вы, кажется, сострадаете, и это поддерживает. Вы напоминаете мне его. Я хочу сказать, то время, когда он был в расцвете сил. Я тогда ничего не понимала. Теперь же я бы все отдала и даже позволила бы себе голову свернуть, лишь бы он очнулся. Вот уже несколько часов мне так одиноко…
Она не плакала, но чувствовалось, что с усилием сдерживала себя. Джошуа теперь едва ли отдавал себе отчет в происходящем: он привлек ее, стал утешать — такого он себе никогда не позволял.
— Да, трудно, — шептала она сбивчиво, касаясь щекой его воротника. Через тонкий шелк рубашки чувствовалось ее теплое дыхание. — Понимаете, если он умрет, виновата буду только я!
— Что?
— Это из-за меня у него случился приступ. Я чуждалась его многие годы и вот сегодня вернулась домой. Он разговаривал по телефону. Взглянул и заметил меня. С ним случился удар, он упал.
Я.., я пыталась спасти его. Я пыталась вытащить его из бассейна.
Джошуа нервно моргнул, вспомнив ее измученный голос по телефону, свое жестокосердие.
— Поэтому вы простыли и дрожите?
От все еще влажного полотенца исходил еле уловимый запах хлорина. Она обвиняла себя в том, в чем виноват был он. В его скрипучем голосе отразилось неподдельное сострадание:
— Сесилия, вы напрасно вините себя.
— Вы не знаете! Он страшно огорчился, когда меня увидел. А для меня каждая встреча с ним мучение. — Теперь ее голос звучал печальнее, будто от воспоминаний детства оставалась у нее такая же горечь. — Боюсь, у него на меня никогда не хватало времени. Вот почему я негодовала на него, особенно после того, как он развелся с матерью.
Отец женился на другой. Мой брат покинул дом, а я пыталась во всем перечить ему.
— Все в прошлом.
Сесилия, казалось, его не слышала.
— Они сказали, что применят какие-то артериальные шарики или сразу станут готовить к операции на сердце. Я уже говорила, он всегда отличался силой и твердостью характера. Дома мы называли его железным мужчиной.
— Да-а. — Согласие прозвучало уныло.
— Теперь же он может умереть в любую минуту.
Ведь только что чертыхался в телефонную трубку, а лишь увидел меня — и сразу сдал. Вот как бывает — все мы носим суровые маски, а под ними — ранимость.
— Не все носят маски, голубушка.
Она вся задрожала, и Джошуа сильнее прижал ее к себе.
— Я убила его, — шептала она, а слезы катились по щекам.
— Нет, не вы. — Нерешительно Джошуа обнял другой рукой ее сотрясаемое рыданиями тело; при этом он заметил, что она не такая уж полная, как казалось. У нее была безупречная фигурка, а полнил ее этот несуразный костюм.
Чувствовалась упругость тела, тонкость талии.
Ему стало необыкновенно хорошо, он даже представить себе не мог — как.
Уже много лет ему не приходилось никого утешать; женщины, с которыми он сталкивался, в этом не нуждались. Его не трогала даже ранимость Хитер, его дочери-подростка.
Оттого, что он прижимал ее к себе, душа смягчалась до появления какого-то чувства боли. Как тогда, когда они ожидали в приемном отделении больницы и ему хотелось, чтобы мать заключила его в объятия, но она сама была раздавлена охватившим ее горем.
5 
