23 
— Можно сказать, масса Джонатан? — внезапно раздалось позади, и Джонатан повернулся.
Платон так и стоял на четвереньках, уткнувшись головой в сухую траву.
— Что еще?
— Вы их обязательно подчините себе, масса Джонатан, — пробубнил в землю Платон.
— Что-о-о? — не понял Джонатан.
— Да, масса Джонатан, — все так же не поднимаясь с колен, пробубнил Платон. — Они уважают силу, а вы — настоящий колдун.
— Что-о?! — аж подпрыгнул Джонатан.
— Только очень большой колдун может иметь столько кукол! — убежденно произнес старый негр.
Джонатан на секунду оторопел, растерянно заморгал и, только когда до него дошло, что имеет в виду Платон, расхохотался.
— А еще… что… скажешь?! — чуть не захлебываясь, пробулькал он.
Платон осторожно приподнялся с земли и, словно не веря, что настроение хозяина переменилось, тихо добавил:
— А еще я скажу, что они не верят, что сэра Джереми убил белый.
Внутри у Джонатана словно что-то оборвалось, а горло мгновенно пересохло. Это он и сам видел.
— А что они говорят? — еле выдавил он.
Платон облизнул губы.
— Они думают, что его убил черный дьявол.
«Так оно и есть», — вспомнил Джонатан стоящую у него в спальне голову и вдруг успокоился.
— И что же делать? — сам удивляясь тому, что ведет этот странный разговор, спросил он и уселся рядом с Платоном.
— Сначала вы должны убить Джудит Вашингтон.
Джонатан оцепенел. Ничего более наглого он не мог себе представить.
— Я? — резко повернулся он к рабу. — Я — должен?! Кому я должен? Тебе?!
— Нет, масса Джонатан, — раб пригнулся к земле еще ниже. — Но она — семя Лоуренсов. Это все знают. А теперь каждый ниггер на плантации может ей ноги раздвинуть! Убейте ее, масса Джонатан!
Джонатан упрямо поджал губы и уставился на линию багровеющего горизонта, но вскоре печально склонил голову. Его прекрасные мечты о гармоничной жизни с рабами в едином, теплом и уютном мире рушились, словно карточный домик. Полевые негры с животным наслаждением разыграли сцену убийства его отца, а домашний, самый преданный раб посчитал его колдуном и затем из лучших побуждений посоветовал ему убить другую рабыню — только за то, что она слишком похожа на своего господина. Что-то в этом мире шло не так.
«Надо было сразу ее продать!» — с тоской подумал Джонатан о Джудит и понял, что остро хочет лишь одного — вернуться к своим куклам.
Преподобный Джошуа Хейвард пробился к юному сэру Лоуренсу лишь с четвертой попытки. Всю неделю старый Платон говорил ему всякую ерунду: «масса Джонатан приболел», «масса Джонатан в отъезде», «…не принимает», «…не может», и лишь когда преподобный окончательно рассвирепел и пригрозил рабу отлучением от причастия, тот сдался и провел его в дом. Долго стучал в темную дубовую дверь, затем начал слезно упрашивать «масса Джонатана» открыть, наконец где-то через четверть часа загремел ключ, и дверь приоткрылась.
Преподобный вошел в практически темную из-за плотных бархатных штор спальню и, нащупав рукой стул, присел. Он уже понял, что юный сэр Лоуренс опять возится со своими куклами, а когда глаза понемногу привыкли к темноте, увидел их, без числа расставленных по всему ковру.
— Что на этот раз, Джонатан? — скорбно поинтересовался преподобный.
— Троянская война.
— А когда делом займешься? На тебе ведь все хозяйство. За этими канальями глаз да глаз нужен.
— Я не знаю, что делать, — тихо ответил парень и поднял на священника полные слез глаза. — Я хочу, чтобы все было как в книгах Аристотеля. Я бы о них заботился, они бы мне служили… а они такие…
Преподобный понимающе кивнул головой.
— Я знаю черных, сынок. А ты, вместо того чтобы здесь прятаться, лучше бы сказал мне.
— И что?
— Слово Божие все может, — значительно закивал преподобный. — И уж на земле ему преград нет, это точно!
Тем же вечером, сразу после работы, вместо ужина всех успевших окреститься черных рабов под угрозой наказания плетьми погнали за девять миль в город, завели в храм, и никогда еще, пожалуй, преподобный Джошуа Хейвард не был столь красноречив и убедителен.
— Слушайте меня, вы, неисправимые грешники! — потрясая руками, обвиняюще возвысил он голос. — Ваши сердца заполнены всякой скверной, и дьявол соблазняет вас!
Рабы начали растерянно переглядываться.
— Бог рассержен на вас и, конечно же, накажет, если вы не оставите ваши дурные пути!
23 
