2 
— Конечно, оставил. Но она хочет убедиться, что я и в дальнейшем буду ее содержать.
— Вот как? Ты считаешь себя чем-то ей обязанным?
— Нет. Но я чувствую ответственность за женщину, с которой прожил больше 20 лет. Даже если она сейчас устроится на работу, ей вряд ли будут платить приличную зарплату. — Буравин нежно обнял Полину. — Не переживай, Полинка, я улажу это дело.
— Витя, по-моему, ты не понимаешь. Таисия, играя на твоем чувстве ответственности, тем самым старается привязать тебя.
— Ну, это у нее точно не получится! — уверенно сказал Буравин, — хотя в одном ты права: пока наши родные не привыкнут к тому, что мы живем вместе, нам будет нелегко.
— Больше всего меня волнует не то, как Борис и Таисия переживут наш союз, а как поведут себя дети… Ты думаешь, они поймут нас?
— Конечно, поймут. Ведь мы расходились со своими супругами, а не с ними. Кстати, сегодня к нам придут Леша и Костя. Помнишь?
— Да, Костя придет точно. А вот насчет Алеши я не уверена. А очень хочется увидеться и с ним тоже…
— Полинка, моя главная обязанность — сделать тебя счастливой. И я это сделаю, несмотря ни на что! — в голосе Буравина было море нежности.
— Я буду счастлива, если между нами и нашими бывшими супругами не будет никаких неурядиц. И если наши дети будут с нами общаться.
— Но все это вполне достижимо! — успокоил ее Буравин. — Сегодня к нам придут Костя с Лешей. Завтра мы позовем Катю. С Таисией я все улажу сам. А Борис как будто и не предъявляет никаких претензий.
— Ну да. У него сейчас период гордого молчания, — вздохнула Полина.
— Ну что ж, гордое молчание — шаг к началу нового диалога! — улыбнулся Буравин и потянулся к Полине, чтобы поцеловать ее. Полина засмеялась и увернулась от поцелуя.
— Что такое? Разве я плохо выбрит?
— Для приема детей нормально, а для поцелуев — как небритый кактус! — сказала Полина, нежно гладя его по щеке.
— Нет, ну надо было так оскорбить! Небритый кактус! Вот сейчас побреюсь, тогда берегись!
И Буравин решительно направился в ванную — бриться.
У Самойлова это же утро было совсем другим. Он проснулся в одиночестве. Долго рассматривал потолок, потом подушку рядом. Он даже погладил эту подушку, словно она была живой.
— Эх, Полина, Полина… — сказал он подушке, аккуратно поправил ее и, наконец, встал с постели.
Он бесцельно побродил по комнате, рассматривая вещи так, как будто он видел их в первый раз, потом открыл шкаф и потрогал рукой пустые плечики. В углу шкафа сиротливо стояли туфли Полины.
— И туфли оставила… — вздохнул Самойлов. — Прямо как Золушка!
В душе у Самойлова образовалась пустота, которую невероятно трудно было выносить. Он ходил, прислушиваясь к этой пустоте, ощущая, что неожиданно куда-то исчез целый мир, который был рядом, но он в суете даже не понимал, что этот мир так важен для него. Потеря потрясла Самойлова. Он осознал, что такое настоящая боль. Было так пусто и тихо, что казалось: мир рухнул и его надо строить заново. Но сил на это не было совершенно.
Для Алеши утро тоже было неспокойным. Он проснулся и почему-то сразу обратил внимание на свою инвалидную коляску — как напоминание о прошлом. Он решил ее разобрать и убрать подальше с глаз.
За этим занятием его и застал Костя.
— Леха, ты пойдешь со мной к матери? — спросил, он. — Она нас обоих пригласила.
— Не знаю, что-то не хочется. Честно говоря, не могу видеть рядом с мамой Буравина. Все никак не привыкну, что она теперь живет не с отцом…
— Брось. Нужно смотреть на жизнь проще. Тем более что ни ты, ни я изменить ничего не можем.
— Теоретически я с тобой согласен. А вот практически… Ладно, хватит об этом. Помоги мне лучше кресло разобрать, — попросил Алеша — у него что-то не ладилось.
— Зачем?
— Чтобы выбросить.
— Да ты подожди выбрасывать, оно ведь новое совсем. Может, кому-нибудь еще пригодится, — уже договаривая эту фразу, Костя почувствовал, что сглупил.
— Нет, видеть это кресло не могу. Во-первых, мне его купил Буравин. А во-вторых, — эти колеса напоминают мне о том, о чем хочется забыть.
— А во мне будят чувство вины… — тихо добавил Костя.
— Ты опять за свое? Ну разве ты виноват в том, что я чуть не стал инвалидом?
— Понимаешь, тогда, после аварии, все желали тебе как можно быстрее выздороветь. А я… — Костя запнулся, но все-таки продолжил: — Я тогда так сильно ревновал тебя к Кате, что меня посещали только черные мысли…
2 
