114 
Коллега Щербаков растерялся и беспомощно оглянулся на меня.
– Ах да! – сказал он наконец. – В психиатрическом нашли же этот шприц и пустые ампулы!
– Мы могли бы поговорить сейчас с больной? – быстро спросил Чернихин.
– Что вы! Это исключено! – перепугался Щербаков. – Во-первых, она сейчас на капельнице, ей ни в коем случае нельзя волноваться. И, кроме того, это просто невозможно – повреждены голосовые связки, мы готовим ее к операции…
– Ну, бог с ней! – сказал Чернихин. – Спасибо, доктор! Мы теперь, пожалуй, пойдем в кабинет, не возражаете, Борис Андреевич?
Чичибабин скептически пожал плечами.
– Какие могут быть возражения, – хохотнул он. – Баба с возу – кобыле легче. Буду очень признателен, если вы освободите меня от этой ноши. Меня уже тошнит от фамилии Казариных.
– Не уверен, что вы скоро забудете эту фамилию, – многозначительно заметил Чернихин. – Точнее смогу сказать, когда ознакомлюсь с материалами дела.
– Ну-ну, попутного вам ветра, как говорится, – пробормотал Чичибабин. – Только не забывайте, что дело я получил от следователя Рыбина по личному распоряжению руководства. Я самодеятельностью не увлекаюсь…
– Руководство руководством, – глубокомысленно заметил Чернихин, – а стрелочник тоже должен быть. Кто-то должен ответить за историю с Казариной?
– Виновные ответят, – заявил Чичибабин. – Ответят по закону. Кроме этой девахи, конечно. Она свое уже получила. А если существует в природе рука, направлявшая ее, то ответственность целиком ложится на эту руку. Не понимаю, при чем тут прокуратура? А тем более отдельные сотрудники…
Чернихин больше не стал развивать эту тему, а когда мы уединились в любезно предоставленном нам кабинете, предложил Чичибабину поделиться с ним тем, что следователь, как он выразился, «надыбал».
Я был в этом кабинете второй раз и теперь смог спокойно рассмотреть его обстановку, которая как нельзя лучше подчеркивала старинную архитектуру помещения. Высокое окно обрамляли тяжелые кисейные занавески, перехваченные в центре чем-то вроде пояска, – они вызывали у меня смутные ассоциации с императорскими фрейлинами, которых я в жизни не видел. Письменный стол с двумя тумбами был настолько увесист и основателен, что казался изготовленным из цельного куска мрамора. Шкафы, набитые трудами классиков медицины, тоже были велики и солидны, как грузовые платформы. Старый раскидистый фикус в углу помнил, наверное, еще московский пожар двенадцатого года. Даже письменный прибор на столе, лампа с абажуром на массивной эбонитовой подставке и перекидной календарь принадлежали иной – стабильной и счастливой эпохе.
Единственным предметом, своими легкомысленными формами выбивающимся из этого классического великолепия, являлся телефонный аппарат нарядного ярко-красного цвета. Мне пришло в голову прямо сейчас позвонить Марине, пока мои спутники рылись в бумагах Чичибабина. К аппарату я прикасался не без трепета, ожидая какой-нибудь каверзы – например, того, что телефон вдруг скажет голосом Бориса Иосифовича: «Что это вы себе позволяете, Ладыгин?» Но у страха глаза велики – ничего подобного не случилось, и я спокойно набрал номер. Ответом мне были длинные гудки. Подождав с минуту, я положил трубку на место. Видимо, Марина куда-то вышла. Обещание находиться дома, в конце концов, не предусматривает неусыпного дежурства у аппарата. Решив попозже позвонить еще раз, я отвлекся и прислушался к разговору должностных лиц, которые опять затеяли что-то вроде спора.
– Итак, мадам ложится в больницу с запасом морфия и в первую же ночь предпринимает попытку убийства… Ваша версия, разумеется, убийство на бытовой почве?
– Не понимаю вашей иронии, – кисло сказал Чичибабин. – Мы имеем дело явно с невменяемой особой… Что там щелкнуло в ее бедной голове – кто может это знать?
– Щелкнуло уж очень целенаправленно, вы не находите? – спросил Чернихин.
– Это может оказаться чистой случайностью, – вяло отозвался следователь. Ему, кажется, уже надоело обсуждать бесконечную казаринскую эпопею. – Впрочем, теперь и карты вам в руки. Не беру на себя смелость влиять на ваше мнение.
– Ну, хорошо! – сказал Чернихин, возвращая следователю бумаги. – Завтра же я предоставлю вам запрос на материалы дела. Пожалуй, больше вы мне не нужны. Не смею вас дольше задерживать.
Он обернулся ко мне.
– А вот нам с вами, наверное, придется сейчас съездить в тот зловещий дом на опушке леса… Нет возражений?
114 
