101 
Мне Чугунков посоветовал посидеть в закутке у стюардессы, пока он будет вводить Менделеева в последние события в России, о которых Николай Яковлевич имел, конечно, самое туманное представление. Потом он, мол, меня пригласит, втроем и побеседуем.
Я пожала плечами и согласилась. Я что мне было еще делать?
Менделеев был, конечно, возмущен до крайности. Но я чуть не подпрыгнула на своем стульчике в закутке у стюардессы, когда услышала, что возмущен он главным образом моими действиями и провокациями со стороны ФСБ. Причем обо мне он говорил, не отделяя меня от ФСБ. Тихий голос Чугункова журчал ровно и совершенно неразборчиво, а вот Менделеев говорил своим басом, ничуть не заботясь о том, что его могут услышать, и я слушала, слушала, как он расписывает Константину Ивановичу мою хитрость и умение втираться в доверие, и в конце концов не выдержала.
Я спокойно вышла в салон и направилась прямо к ним. Чугунков сидел ко мне лицом, Менделеев – напротив. Константин Иванович, когда увидел, что я к ним подхожу, только вздохнул и замолчал, отвернувшись к иллюминатору. А Менделеев продолжал бубнить на весь салон:
– Такая, понимаешь, скользкая личность! Выспрашивала меня обо всем! Что в самолете случилось, да с кем дрался, да кто где стоял? Ну я крутил тоже, осторожничал. Так ведь без мыла в задницу залезет, змея! Пришлось рассказать ей, что и как, очень близко к тому, как на самом деле было. Естественно, без ненужных ей подробностей. Например – куда я летел и зачем? И про ФСБ я ей тоже ничего говорить не стал. Если она с ними не связана – знать ей о том, что они руку к этому делу приложили, незачем, а если работает на них – значит, и сама в курсе. Ты как хочешь, Костя, а я почти уверен, что она на них работает! Слишком много она знает. И потом – исчезла в самый нужный момент! И меня подставила! После того как она смылась, мне сразу верить перестали. Этот, лейтенант их, обвинил меня в том, что это я приказал ей бежать, чтобы героин, значит, со дна достать и перепрятать. Ох, намучился я с этим героином! Сто раз уже проклял ту минуту, когда мне в голову пришла эта идея. Даже эта Николаева, которая, как я вижу, и тебе все мозги запудрила, меня раскритиковала. Ну, да ладно, хватит про нее, о чертях на ночь глядя не вспоминают. Такая чертовка! Скользкая, как… Ну, знаешь, как что… Я же тебе говорю – в любую дыру без всякого мыла!..
Мне показалось, Чугунков специально отвернулся, чтобы скрыть от меня свою хитрую усмешку, которую никак не мог сдержать.
Я положила руку на плечо Менделееву, отчего он вздрогнул сначала, а потом медленно повернулся и посмотрел на меня, словно на привидение.
– Вы, Николай Яковлевич, я слышу, жалуетесь на то, что я вас будто бы изнасиловала, да еще извращенным способом, через анальное отверстие? – спросила я его, намеренно стараясь смутить и заставить растеряться.
Мне это, кажется, удалось.
– Я разве жалуюсь, а, Костя? – спросил он, беспомощно глядя на Чугункова.
Тот только рукой махнул, потом встал и ушел в кабину к пилотам, предоставив нам самим разбираться, кто кем обижен и кто кого в чем подозревает…
– Давайте в открытую, Менделеев! – предложила я, зная что игра начистоту невозможна по определению, и, если человек начинает врать, это сразу становится заметно, хотя бы по простейшим психологическим реакциям.
Я когда-то сделала самое банальное, на мой взгляд, открытие: самый лучший детектор лжи – это внимательный человек. Нужно только хорошо представлять себе, как реагирует человек, с которым разговариваешь, на простейшие психологические раздражители: ложь, юмор, доброжелательность, агрессивность и тому подобное. Дальше уже дело техники – только внимательно следи и сразу увидишь, где он начинает играть. Там и ищи элементарное вранье.
Тот, кто нечист перед тобой и достаточно умен, чтобы не быть самонадеянным, или сразу откажется говорить начистоту, или врать не будет.
– Я давно этого момента ждал! – пробасил Менделеев в ответ на мое предложение, но неуверенность уже сквозила в его голосе, я успела привыкнуть к его упрямой воле в достижении своей цели, и сейчас малейшее сомнение с его стороны просто бросалось в глаза.
– Тогда признайтесь, – выложила я свой козырь, – вы намеренно застряли в этом чертовом Реште, чтобы дать возможность своим друзьям, а вернее сказать, коллегам из ФСБ, поднять всю эту мерзкую кампанию против МЧС?
Он даже задохнулся от возмущения:
– Да ты… Ты что говоришь? Ты отдаешь себе отчет, что говоришь? Может быть, я и ногу себе нарочно сломал?
101 
