Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
50 
* * *
Домой он пробирался по самому краю города, старательно огибая жилые кварталы и предпочитая пустые, давно покинутые работягами автобазы и заводы. Где по камышам, где по колено в снегу, он вышел в огромный шанхайский овраг и уже по нему прошел до речки Студенки, а от нее, вдоль полыньи, в которую он и зашвырнул кухонный нож, до моста и к храму.
Конечно, он ничего не сказал Ольге, но беременная попадья чувствовала его состояние обостренно, и отец Василий видел: только ее природный такт и позволяет ему сохранить хотя бы видимость тайны.
– К нам милиция приезжала, – тихо сказала попадья.
У священника все внутри ухнуло вниз.
– Зачем? – с трудом он выдавил из мигом пересохшего горла.
– Алексий стрелял…
– В кого? – отец Василий не мог поверить тому, что слышит.
– В нижнем храме…
Священник подхватил полы рясы и выскочил из бухгалтерии. «Беда одна не ходит! – как заведенный, повторял он. – Беда одна не ходит…» Добежал до дверей в нижний храм и остановился: диакон сидел у стены на принесенном из сторожки драном стуле, низко опустив голову и мерно что-то бормоча.
– Алексий! – кинулся к нему священник. – Что стряслось?!
Только теперь он понял, как дорог ему этот так и не повзрослевший, нескладный, не слишком удачливый в личной жизни человек.
– Он приходил… – поднял наполненные слезами глаза Алексий.
– Ты узнал его?
– Нет, – покачал головой Алексий. – Света-то нет. Как я его узнаю? Я ведь не кошка!
– Как это произошло?
– Он зашел, я выстрелил… вот и все.
– А что милиция сказала?
– А что она скажет? Спросила, есть ли разрешение на оружие…
– Это понятно! – раздраженно оборвал его священник. – Есть ли улики какие-нибудь?.. Может, собака след возьмет?! – Отец Василий отчаянно хватался за малейшую надежду покончить с этим сатанинским нашествием на храм.
– Какая собака? Какие улики? – горько покачивая головой, облился слезами диакон. – Туда зайти невозможно! Видите, что со мной делается?
Отец Василий вгляделся: Алексий почти рыдал.
– Ему-то ничего, он сразу выскочил, – хлюпнув носом, спокойным, ровным голосом произнес Алексий. – А я так наглотался, что до сих пор в себя прийти не могу! Весь храм в этой пакости! Вот сижу теперь, проветриваю…
Священник подошел к двери нижнего храма, принюхался и тут же понял, что тоже плачет: газ из пистолета еще не рассеялся.
– Как же теперь младенцев крестить? – хлюпая носом и утирая рукавом слезы, повернулся он к диакону.
– А хрен его знает! – плача и сморкаясь в насквозь промокший рукав, ответил Алексий. – Бог даст, за ночь выветрится…
* * *
Весь следующий день священник только и занимался тем, что жаловался на энергетиков куда только мог. По зимнему времени без электрического света служить службы было решительно невозможно! А запас свечей иссяк. Он даже позвонил в редакцию усть-кудеярского «Вестника», но даже Алла Борисовна Зильберман ничем помочь ему не могла.
– Отвернули-таки мне башку, – с печалью в голосе сказала она. – Я теперь больше не зам.
– Неужели сняли? – ужаснулся отец Василий.
– А вы как думали? После такой статьи не найти в моей работе огрехов было решительно невозможно…
Отец Василий понял, что она улыбается.
– Вы, батюшка, себя не вините, – продолжила Алла Борисовна. – Меня уже восьмой раз снимают – после каждого политического кризиса… есть такая профессия: редактора подменять…
* * *
В последующие три дня до священника дошла только одна хорошая новость: Вера пришла в норму, больше «не гонит», что с ней произошло в тот роковой вечер, по-прежнему не помнит, но жить и работать хочет до колик.
А вот все остальное оптимизма не внушало.
Как-то под вечер зашел в храм Толян, подивился отсутствию света, пожаловался на беспредел дорожно-постовой службы, безосновательно отнявшей у него права, с некоторой надеждой глянул отцу Василию в глаза, но быстро понял: батюшка теперь не помощник – свои бы проблемы разрулить.
А потом избили Костю. Избили по пути домой, уже в Шанхае, но главврач руку бы отдал на отсечение, что это не местные.
– Я, Мишаня, – сверкая из-под широкой повязки уцелевшим глазом, почти кричал он, – всех шанхайских с пеленок знаю! Чтобы меня там кто-то тронул?! Да ни в жисть!
Отец Василий ему верил. Костя и впрямь был известной личностью – и не только в Шанхае, во всем городе. Еще не будучи главврачом, он вправил столько вывихов и зашил столько порезов, что ни один уважающий себя бандит не позволил бы себе обидеть Доктора.
50 
