Глава 10

Наследство Лены Котовой Владимир пришел домой, в свою калининградскую квартиру, примерно в шестом часу утра.

Квартира не была пуста: в ней был Афанасий Фокин (у которого, впрочем, были ключи, благо он снимал эту квартиру вместе со Свиридовым) и – вот это был совершеннейший сюрприз – Мосек.

Журналист сидел у телефона, раскачиваясь взад-вперед, и усиленно нажимал на кнопки. Судя по всему, он никак не мог дозвониться, потому что на его подвижной выразительной физиономии плавало выражение недоумения, досады и медленно закипающей злобы.

В тот момент, когда Владимир вошел в прихожую, Фокин, заикаясь, говорил:

– И что… мусора закатали Володьку в КПЗ? Так ты толком можешь объяснить, куда именно?

– Да погоди ты, – махал на него рукой Мосек и снова терзал многострадальный телефонный аппарат.

– Куда ты звонишь? – спросил, входя, Свиридов.

– В Мос… тебя уже выпустили?! – воскликнул Мосек, но его голос, пусть не самый тихий и слабый, был тут же перекрыт басовым рыком Афанасия Фокина:

– А-а-а… явился… полковничек!!!

– Почему полковничек? – бесцветным голосом осведомился Владимир.

– Потому что… Ну помнишь, ты ходил и пел песенку про то, что «полковнику никто не пишет, полковника никто не ждет»? Больши-и-ие га-ра-да… пусты-ы-ые па-ез-да! – пропел Фокин.

– Это такая книга Маркеса, – встрял Мосек, – почти моего однофамильца. Он – Маркес, а я – Маркин. Повесть «Полковнику никто не пишет».

– А куда ты звонишь? – переспросил Свиридов.

– В Москву. Брату. А что?

– Так тут же межгород отключен.

– Это почему же?

– Потому что квартира не моя собственная, а съемная. Потому что те, кто сдает квартиры, всегда отключают межгород, – ответил Владимир. – Мало ли что. Заплатит такой продуманный съемщик за месяц вперед, а потом как позвонит в Нью-Йорк или Мельбурн, наговорит на несколько «штук» баксов и преспокойно съедет. А потом придут этакие замечательные счета, для оплаты которых впору квартиру продавать, ту самую, с которой звонили.

– Что же ты там набедокурил, Володька? – произнес Фокин, наливая Свиридову полстакана водки. – Вот Славик говорит, что ты влез в дерьмо, разведенное вокруг дела о похищении кашалотовской дочуры… Я, грешным делом… Ну, по пьяной лавочке… подумал, что это ты и устроил этот милый киднепинг.

– Что ты несешь, Афоня? – недовольно проговорил Владимир.

– Ну-ну, не кипятись. Просто, судя по всему… по телеку тут шумели репортеры в криминальных сводках, да и базары в ресторане сегодня были у братков… работал очень приличный профессионал. Припухли котовские-то. А тут еще ты тащишь эту Котову с «огнестрелом» в больничку. Поневоле подумаешь черт-те что…

– Ты считаешь меня за идиота? Если бы я спер эту девку, разве стал бы я ее мочить, а потом, боже упаси, волочь в больницу?

И Владимир молодецки опрокинул в рот стакан водки.

Фокин икнул и, прикрыв один глаз, загадочно посмотрел на Владимира. Только тут Свиридов увидел, что Афанасий безобразно пьян.

Как, кстати, и Мосек.

– А эту надежду мировой журналистики ты где надыбал? – спросил Владимир, косясь на Маркина, который снова беспорядочно тыкал пальцами в кнопки телефона. Верно, он уже позабыл, что говорил ему об отключении межгорода Свиридов. – Что он тут делает?

– А… это я уже не очень помню. Эй, Славик, ты как сюда попал-то? А, ну да, – хлопнул ладонью по столу Фокин, – это безобразие со стороны производителей местной водки: их изделие так память отбивает… навзничь! В общем, журналистик этот торчал у нашего подъезда, а как меня узрел, так разве что на шею не кинулся.

– Почему?

  89