очень нудно 
72 
Приемные дни: среда, четверг, пятница с 15:00».
Зубоскалин постучался. Мертвое молчание было ему ответом.
Это нервировало.
– «Первый», «Первый», здесь никого нет, – с тревогой сообщил Санек алому цветочку, украшавшему платье. Он подошел к окошку и осторожно из-за шторы выглянул: двое рабочих издеваются над тротуаром, дворник метет позапрошлогоднюю листву, странный бомж панически бегает по периметру двора, не находя ни одной, даже самой захудалой бутылки. Вроде бы все в порядке, все как и должно быть.
Если не считать лишнего, пятого, гражданина в зеленом, нарезающего круги с завидным упорством.
Визг, скрип и шипение оглушили левое ухо, и откуда-то издалека послышался встревожившийся голос Веньки:
– Санек, ты уверен, что там никого?
– Не совсем, но открывать они мне определенно не хотят.
– Дело дрянь, – заметил Кулапудов. – Вероятнее всего, это засада.
В ухе что-то дико взвизгнуло и загудело. Слышимость стала еще хуже.
– Что же делать? – с тревогой задал вопрос Зубоскалин.
– Что? – глуховато переспросил Венька.
– Как теперь быть? – повысил голос Дирол.
– Не слышу, давай громче.
В переговорном устройстве щелкнуло, и голос Муслима Магомаева проникновенно запел о любви.
– Опять на радио переключился, – в сердцах прорычал Санек, вытащил небольшой передатчик из уха, бросил его на пол и со всей дури крикнул в окно: – Какие будут дальнейшие указания?
Голос молодой «девушки» с креативной прической прорезал тишину двора и унесся далеко вдаль. Он смог перекрыть натужные звуки отбойного молотка братьев Утконесовых и свадебную песню франтоватого воробья, сраженного звуковой волной и свалившегося замертво с ветки тополя.
Все пятеро, ошивающиеся во дворе, вздрогнули и подняли головы вверх, посмотрев на окно, из которого донесся могучий крик. Зеленое трико достал блокнотик защитного цвета и что-то записал. Пешкодралов прочистил ногтем уши.
– Давай уходи, – заорал в ответ Венька, напрягая голос до предела. – Только постарайся незаметно, по-тихому.
Санек воровато огляделся вокруг. Полумрак мешал держать под контролем все окружающее пространство. Темные углы и закутки предательски выпадали из поля зрения, издеваясь своими неопределенными контурами. В них при желании могла расположиться целая армада преступников-дурковедов и остаться при этом незамеченной. Значит, только лишь на зрение ориентироваться мало. Дирол навострил уши и принюхался. Если не считать неприятного запаха мышей и вековой, помнившей счастливые времена застоя пыли, нос Зубоскалина ничего не уловил. В слуховой аппарат также тревожных звуков не поступало.
Поправив на плече объект внимания преступников, белую сумочку, Дирол сделал шаг и сам вздрогнул от раздавшегося шума. Высокий модельный каблук предательски цокнул, нахально выдавая местонахождение борца с несправедливостью. Санек присел и затаился. Однако дурковеды выжидали, не спеша обнаруживать свое местонахождение. Нервы напряглись до предела, натянувшись тонкими струнками, грозясь вот-вот порваться.
«Осторожность и левые доходы – вот то, что помогает оперативнику дожить до пенсии и не умереть», – вспомнились наставления опытного Мочилова.
Да, он будет осторожен. И все тогда пройдет гладко. В это Санек верил. А если что и случится, он погибнет за правое дело. Эта мысль поднимала Зубоскалина в собственных глазах, однако не успокаивала.
Убедившись, что все в порядке и никто из углов не собирается расстреливать его в упор, Дирол поднялся с корточек. Наученный горьким опытом, он решил быть осторожнее, снял туфли и босиком, на цыпочках направился к двери. Туфли он держал в левой руке, оставляя правую свободной, на случай обороны от внезапного нападения.
Шокирующая леди, без волос и босиком, в прохладный весенний день спускалась по ледяным бетонным ступеням, напряженно прислушиваясь, принюхиваясь и сгруппировавшись, готовая на неожиданный бросок. Сердце заходилось в бешеном ритме.
Санек чувствовал надвигающуюся опасность и готов был с достоинством принять ее. Ноздри трепетно подрагивали, улавливая не только запахи, но и призрачные флюиды, которыми кишмя кишел подъезд. Тревога витала в воздухе. Что-то должно было случиться, и это что-то не заставило себя ждать.
Обостренный до предела слух Зубоскалина сначала нечетко, затем более явственно уловил приближающуюся беспечную болтовню. Голоса были Саньку знакомы. Толстый и маленький фотограф Никита Поликарпович. Совершенно ясно было, что парня засекли и сейчас отрезали ему пути к отступлению.
72 
