– Страшно они выглядели, – всхлипнула Монеткина.
– Тьфу ты, опять двадцать пять, – сплюнул полковник. – Понятно, что страшно, но, может быть, вы что-нибудь особенное в их внешности заметили?
– Какая внешность, – махнула рукой Мария Федоровна. – На морды шапки черные натянули, руки в перчатки запаковали...
– Может, они говорили что-то? – попытался подойти к расспросам с другой стороны Василий Наумович.
Однако, как ни пыталась кассирша припомнить хоть одно слово, вылетевшее из уст налетчиков, попытки ее не увенчались успехом.
– Молча они работали, – вздохнула она.
– Что ж, пока вы можете идти, – сказал полковник, понимая, что сейчас от Монеткиной больше никакой информации добиться не удастся. – Если что-то вдруг вспомните, немедленно сообщите нам.
– А как же, а как же, – мелко закивала кассирша, – сразу вам и расскажу. Только... вы скажите моему директору, что я ни в чем не виновата, а то ведь уволит.
– Я думаю, он и сам понял, что вы здесь ни при чем, – откликнулся Стеблов, но, увидев, что лицо Марии Федоровны вновь принимает плаксивое выражение, поспешно добавил: – Не волнуйтесь, я позвоню Людоедову.
Не успела Монеткина выйти из кабинета, как Стеблов получил известие о звонке вышестоящего начальства. После десяти минут разговора, две из которых полковник слушал в свой адрес угрозы немедленной отставки, а остальные восемь ушли на обещания Василия Наумовича быстро найти грабителей и тем самым предотвратить свое увольнение, Стеблов почувствовал себя как выжатый лимон.
– Черт возьми, – ругался он, меряя шагами свой кабинет. – Ведь уволят и не подумают, что у меня дети, внуки...
И тут он не выдержал и кинулся к двери. Лицо его было белым от гнева.
– Где Чаелюбов, хандра его умори! – заорал он, от чего несколько пробегавших мимо милиционеров в испуге отшатнулись к стене и принялись озираться, как будто ища пропавшего капитана.
Но Чаелюбова в коридоре не обнаружилось. Василий Наумович снова заорал:
– Семечкин! Семечкин, гайморит тебе в переносицу!
В отличие от капитана Чаелюбова, Семечкин нашелся мгновенно, он выскочил из-за угла и спросил:
– Звали, товарищ полковник?
– Звал?! – взревел Стеблов. – Да я до тебя вот уже пять минут докричаться не могу! – соврал он и замахнулся на бедного дежурного.
Семечкин закрыл голову руками и согнулся чуть ли не пополам. Такую сцену и застали Веня, Леха и Дирол, которые решили еще раз посетить отделение милиции в надежде узнать хоть что-нибудь новое по убийству гражданина Мартышкина.
– Ого, ни фига себе картина, – присвистнул Дирол. – Прямо точь-в-точь, когда Иван Грозный убивал царевича Алексея.
– Что-то полковник на царя не очень-то похож, – отозвался Веня. – Помятый он какой-то.
Стеблов последние слова очень хорошо услышал, резко повернулся к курсантам и завопил:
– Конечно, будешь тут помятым, когда в городе такое преступление свершилось, а ни одного помощника найти невозможно!
Курсантов такое поведение Василия Наумовича привело в замешательство. До сих пор они знали Стеблова как очень уравновешенного человека. Но сейчас он сам на себя не был похож, а следовательно, произошло что-то чрезвычайное, о чем и попытался разузнать Кулапудов.
– Что случилось, Василий Наумович? – участливо поинтересовался он.
Полковник к этому времени уже немного поостыл, опустил руку, дав возможность несчастному Семечкину уползти обратно за угол, затем достал из кармана носовой платок, вытер им взмокший лоб и только после этого заговорил:
– Ограбление случилось. Такого в нашем городе еще никогда не было.
– А кого ограбили? – не преминул уточнить Дирол.
– Кассиршу с мясокомбината, утащили всю месячную зарплату работников.
– Круто, – присвистнул Веня. – А кто ограбил-то?
– Курсант, ты что, издеваешься?! – снова начал выходить из себя Василий Наумович. – Да если бы мы знали, кто ограбил, такого переполоха в отделении не было бы.
– Логично, – подметил Леха.
– То-то и оно, – согласился Стеблов. – Короче... – начал было он, но вдруг остановился и сказал: – А хотя что я вам буду рассказывать, если вы к работе нашего отделения не имеете никакого отношения.
– То есть как это не имеем, – обиделся Веня. – Мы же будущие милиционеры, а значит, должны учиться у вас, а если позволите, то и принимать хоть малюсенькое участие в ваших расследованиях.
Полковник задумался над словами курсанта, решил, что, возможно, Кулапудов прав, а потому кивнул и сказал: