очень нудно 
28 
– Не грузи, Мешок! – перебил его Леня. – Свинью нужно это… на шашлык. Под водочку. С вас ящик. За кражу животноводческой пр-р-р… продукции. С поличным.
– Не надо так говорить, – уныло повторил Мешок. – Не огорчай меня, Леня. От меня и так жена ушла. Саша ее зовут, и она ушла. У меня астма.
Свиридов и Фокин остолбенело слушали весь этот бред и даже не шевельнулись, когда байкеры бодро слезли с мотоциклов, выволокли из мотороллера протестующе похрюкивающую свинью, точно так же похрюкивающих, но без ноток протеста, трех датых девушек; и еще – ящик водки, кучу закуси, три спиннинга, с которыми два бравых мотоциклиста пошли ловить рыбку в реке Уссури. Мешок же уныло извлек из мотороллера свои телеса, а потом вынул маленький черно-белый телевизор и подсоединил его к аккумулятору. Полился звук, кто-то запел: «Ласточки летают низко, мне в суде корячится вышак!..»
Свиридов же прищурился, потому что наконец заметил красный «Хендэй». Тот самый, что обрызгал его на дороге. А из него – черрт! – вышла та самая «ранняя пташка», которую он часа четыре назад видел в окне кармановской гостиницы. Она-то и сказала Пете-Мешку высоким мелодичным голосом:
– Блатняк слушаешь, Петя? И не надоело?
– У меня отит, Юленька, – моргая коровьими ресницами, ответил тот. – Я не слушаю музыку. У меня жена ушла. Саша. Она хорошая.
Пьяный Фокин посмотрел на него свирепым мутным взглядом и вдруг грубо заорал:
– Да что ты жалуешься, болван? Жена от него ушла! Меня вот чуть на тот свет не «ушли»… ик!.. и я… – Свиридов схватил его за руку и попытался утихомирить, но тщетно, – я, знаешь…
– Мама, – испуганно сказал Петя-Мешок и рыхло сел на траву, – не надо так говорить. У меня…
– Знаю, жена ушла!! – бешено перебил его Фокин, которого словно взорвало изнутри. – У всех жена ушла! Такое тут у вас творится, хачики всякие, барраны… все пррродали, суки-и-и!.. – И Фокин, выхватив из ящика бутылку водки, швырнул в телевизор, но попал не в него, а в предназначенную к закланию свинью, с которой все еще не сняли мотоциклетный шлем. Многострадальное животное взвизгнуло и крупным лошадиным аллюром поскакало к кустам. За свиньей побежали несколько матерящихся байкеров.
– «Беляк», – косясь на пускающего пузыри Афанасия, доложил мент Леня майору Филипычу, – нужно его того… приплющить немного. Погоди ты, – отстранил он вскочившего Свиридова. – Сорвало дружбана твоего.
И менты с помощью проклявшего все на свете Влада Свиридова стали утихомиривать разбушевавшегося Афоню Фокина.
* * *
Фокин все-таки был близок к тому, чтобы в батальной сцене с правоохранительными органами выйти победителем. Окончательно обозлившийся на него Свиридов махнул рукой, сел на траву и стал поедать курицу, поглядывая на девушку из красного «Хендэя». Наконец он сказал ей:
– Леди, насколько я понимаю, вы из Владивостока?
– Да, – сказала она холодно.
– Да не смотрите вы на меня так презрительно! Если вы думаете, что я из компании этого толстого майора, так это совершенно не так. Милая леди, вы мне сразу понравились, с тех самых пор, как вы обрызгали меня грязью на дороге вчера вечером. Вы, верно, куда-то очень спешили и потому даже увеличили скорость, когда я «голосовал».
Она засмеялась:
– А, это были вы? Как же это я вам понравилась? У меня в машине тонированные стекла.
– По наитию, – с великолепно разыгранной серьезностью произнес Влад, приложив руку к сердцу.
Тем временем Фокина все-таки скрутили. Если бы он не был так пьян и у него не было раны, из-за которой правая рука почти не работала, то ментам не справиться бы с ним не то что втроем, но даже и большим числом. Да и так им пришлось солоно. Но на помощь подоспел Петя-Мешок, которому, по всей видимости, не понравилось, как его уравняли с другими фразой «у всех жена ушла!». Имидж страдальца требовал немедленного подтверждения, и Петя со словами «не надо так говорить, у меня аппендицит» навалился огромным животом на Фокина. Свиридов через плечо понаблюдал за тем, как Афанасия утихомирили и даже связали руки за спиной, и вернулся к прерванному разговору с Юлей.
Экстренные меры не вселили в служителя церкви смирение, но тем не менее он перестал кусаться, брыкаться и разбрызгивать пену. Он тупо смотрел на своих укротителей и моргал глазами.
– Этот тип мне не нравится, Филипыч, – сказал лейтенант Леня, – он мне подбородок разбил. Я язык прикусил, теперь распухнет.
– Да он у тебя и раньше не больно-то ворочался, – сказал майор, – так что особо грустить не о… ик!.. не о чем, Леня. А что эти двое подозрительные, так это верно. Ну-ка, ты, – повернулся он к Свиридову, – открывай багажник, выворачивай карманы! Знаю в-вас!..
28 
