13 
— Смутно. Мне было всего семь лет, когда он умер.
— Мне было шесть, когда умерла твоя прабабка Шейне-Хая. Но я ее прекрасно помню. Она лепила халы на шабат, когда была мука. А когда не было, говорила: «Нестрашно, дети. Следующий год принесет нам муку. Муку и здоровье». Вот это ее «муку и здоровье» я запомнил.
— Муку и здоровье, — задумчиво повторяет Таль. — Можно подумать, это самое главное.
— Я много лет считал, что так и есть, — говорит Исайя.
— А теперь не считаешь?
Исайя какое-то время молчит.
— И теперь считаю, — говорит он после паузы. — Да, кстати. О муке. У меня тут для тебя…
Он лезет под подушку и достает оттуда пачку денег, перетянутую резинкой.
— Вот. Возьми. Тут не очень много, но для того, чтобы побаловать Линду и Джереми…
Таль делает протестующий жест рукой:
— Папа, ты сошел с ума! Я работаю, у меня все есть.
— Разумеется, у тебя все есть. Но ведь и у меня все есть. А эти деньги я отложил специально для тебя.
— Папа, нет!
Исайя полностью открывает глаза.
— Послушай, Таль. Ты сказал, что, наверное, уедешь. И не знаешь, когда у тебя будет возможность приехать в следующий раз. Скорее всего я тебя больше не увижу. Поэтому считай, что эти деньги — мой подарок Линде и Джереми. Моя, так сказать, последняя воля. А с ней не спорят.
Таль мнется.
— Здесь тысяча долларов, — говорит Исайя.
— Тысяча долларов? — изумляется Таль. — Откуда столько?
— Говорю же, моя последняя воля. Бери, бери.
На словах «последняя воля» Таль вздыхает:
— Ну, если так…
— Так, так, — Исайя протягивает ему деньги и гладит по плечу. — Нельзя спорить с отцом, которого ты больше не увидишь.
— Папа!
— Нестрашно, сынок. Следующий год принесет тебе муку и здоровье.
— Муку и здоровье, — угрюмо повторяет Таль, убирая деньги. — Именно это нам тут всем и нужно.
— Нам — тут, — говорит Исайя, — вам — там…
Вечером к Исайе заходит Меир.
— Что это ты вдруг умирать собрался, старый хрен? — спрашивает он с порога.
— Я? — удивляется Исайя. Он сидит на кровати и читает книгу. — Умирать? С чего ты взял?
— У тебя не голос, а иерихонская труба. Ты так орал о своей последней воле, что разбудил меня, когда я спал после обеда.
— А… — Исайя машет рукой. — Это обычное дело.
— Что значит «обычное дело»? — Меир проходит в комнату, сбрасывает гору одежды со стула и садится.
— Ты набросал, — укоризненно говорит Исайя. Меир не реагирует.
— Так что там у нас с последней волей, реб Шае? А?
— Да понимаешь, какая штука… — Исайя вздыхает и закрывает книгу. — Мне нужно было всучить Талю деньги. У него долги, он не очень легко живет. Ну я и подсобрал тут кое-что. Сказал, мол, напоследок.
— Это чтобы помочь деньгами своему ребенку, тебе понадобилось таким образом на него давить?
— Мой ребенок, Меир, уже довольно большой мальчик. И очень упрямый. Мы не очень ладим, и денег у меня он брать не очень хочет. Но с последней волей не поспоришь. А тысяча долларов — все-таки сумма. Пусть будет здоров.
Исайя считает объяснение законченным и снова раскрывает книгу.
— Но, Шае… — возмущается Меир. — Это жестоко! Ты знаешь, что ни о какой последней воле речи нет, но Таль-то ушел с тем, что он больше тебя никогда…
Исайя поднимает голову:
— Нестрашно, Меир. Я делаю так уже десять лет.
В глазах Меира непонимание.
— Десять лет?
— Ну да. Таль раз в год приезжает из своей Америки, и у него вечно долги. Я за год собираю ему деньги и отдаю. Но просто так мой гордый мальчик денег не берет. Зато отлично берет в качестве моей последней воли. Так мы и живем.
Какое-то время они молчат. Исайя читает книгу, Меир покачивает ногой.
— Послушай, Шае, — наконец произносит он. — Все-таки это не очень честно. Может, ты это и делаешь уже десять лет, но Таль наверняка ушел смущенный. Мы уже не так молоды, чтобы играть в такие игры.
Исайя тихонько смеется:
— А кто тебе сказал, что это игры, Меир? Кто из нас может поручиться, что проживет ближайший год? Возможно, это и была наша с Талем последняя встреча.
Меир хмурится:
— Или нет.
Исайя не спорит:
— Или нет.
* * *
Доктор Фаина чертит что-то ручкой в блокноте, доктор Шауль Штайнер сидит, положив подбородок на сложенные руки.
13 
