очень нудно 
49 
Будет несправедливым не сказать несколько слов об отце Велимире. Так вот, Свиридов позвонил ему прямо из больницы и сказал, что все закончилось, но чтобы он не вздумал выходить из квартиры до прихода Влада. Тот все принял к сведению и потому сразу же после окончания разговора побежал в магазин за водкой, чтобы, как говорится, немедленно спрыснуть такое дело.
Братки Панфилова не преминули помешать ему дойти до магазина, и оскорбленный в лучших чувствах Афанасий при помощи своего пастырского кулака вынужден был наставить дуэт бандитов па путь истинный. Удалось ли это, судить не ему, а врачам больницы, в которую они вскоре поступили после этого отеческою наставления.
После выписки Ильи из больницы Влад и Аня отправились в турне. Нет, не свадебное путешествие. Ни у кого из них не было и мысли о каком-либо узаконивании своих отношений. Перед отъездом Влад, не изменив своим принципам, поменял-таки свою квартиру и номер телефона. При этом он воспользовался услугами человека, занявшего место Лунькова.
…И только одна мысль почему-то не давала ему покоя: каким образом Панфилов сумел склонить Свету к преступлению, если она, мягко говоря, относилась к нему не лучшим образом. И почему именно ее?
Скорее всего это загадка не Панфилова, а самой Светы. Возможно, сыграли свою роль весьма недешевые наркотики, которые она позволяла себе употреблять, и Олег сыграл на этом ее пристрастии. Возможно, что-то еще.
Но это уже никогда не узнать, да и незачем.
В то же самое время выписавшегося из больницы Илью заботила не менее глобальная проблема: что делать с редким кактусом-гигантом, горшок с которым в его отсутствие разбил Наполеон? Произраставший в этом горшке раритет безнадежно засох. Нельзя ли его как-нибудь оживить?
А ведь Илья так хотел сделать из него текилу.
Часть II
ПОБЕДИТЕЛЮ ДОСТАНЕТСЯ СМЕРТЬ
Глава 1
ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР
Как нелепо порой ложатся карты, думал он, сидя в кресле перед экраном телевизора, где по каналу НТВ+ демонстрировали матч премьер-лиги «Манчестер Юнаитед» — «Ливерпуль». Как странно.., вот по комнате носится смехотворное и милое существо — маленькая сморщенная мартышка по имени Мистер Фикс, которую за ее недвусмысленное пристрастие к большой коллекционной треуголке образца прошлого века брат Илья прозвал Наполеоном. Но уже никто и не помнит, что, помимо Наполеона, была еще одна обезьянка, которую постигла незавидная участь: ее более продвинутый собрат, очевидно, удостоверившись в том прискорбном факте, что жизненного пространства на двоих недостаточно, так отделал ее, что не оставалось иного выхода, кроме как подарить ее другим, более сердобольным хозяевам. Правда, перед этим пришлось везти обезьяну к ветеринару.
Хотя, надо признать, после этого преступления века облегчилась жизнь не только Наполеона, но и разумных обитателей квартиры, находящихся на самой высокой ступени эволюции — его, Владимира Свиридова, и его брата Ильи. Благо вытесненный с законной жилплощади примат страдал чем-то вроде недержания и хронического поноса, и беспредельно в самом что ни на есть прямом и буквальном смысле отравлял существование всем вышеперечисленным жильцам.
Наполеон сделал то, на что упорно не поднималась рука Владимира — провел разъяснительно-воспитательную работу с бессмысленным, примитивным существом, взявшим на себя слишком много, чтобы и в дальнейшем продолжать вести тот же образ жизни.
И почему Владимиру подумалось о странности и противоречивости жребия в судьбах меньших братьев — разумеется, имелись в виду Наполеон и его многострадальный родственничек, а не младший брат Илья, который временами производил впечатление очень даже разумного человека (по-латински более адекватно ситуации это звучит как Homo Sapiens)? Пожалуй, это происходило по очень простой причине.
Дело в том, что время от времени ему, Владимиру Свиридову, приходилось относиться с той же легкостью и непринужденностью к жизни и смерти существ, по мнению биологов-дарвинистов, далеко ушедших по эволюционной лестнице и от собратьев мартышки Наполеона, и от более крупных и интеллектуальных приматов.
К жизни и смерти людей.
Мартышка по какой-то неизъяснимой игре природных сил могла поцарапать или же вовсе уничтожить своего гнусного и вредоносного собрата, сеющего зло, без всякой на то санкции свыше. Человек же — по отточенной веками традиции — полагал необходимым придать своим действиям некую легитимность, облачившись в судебную мантию и засев с умудренным знанием бесчисленных законов лицом на коллегии себе подобных легитимных убийц. Почему-то от сотворения века повелось, что судья, который может быть и хуже, и злее, и греховнее осуждаемого им на смерть, и палач, исполняющий волю судьи, — так вот, они убийцами не являются, а дерзкий одиночка, взявший на себя бремя чьей-то несвоевременной, но очень нужной смерти, смерти человека, переполнившего чашу терпения божеского и человеческого — о, он убийца, и горе ему!
49 
