28 
— Когда они решили отпустить вас и почему? — последовал вопрос от журналиста.
— Нас ссадили в лодку после попытки побега.
— Вы пытались сбежать?
— Нет. Нас пытался освободить один из тех мужчин, которые присматривали за школьниками. У него еще была собака.
— Алекс, — само сорвалось с губ Ашота.
Остальные подумали точно так же, но промолчали, сосредоточенно слушая рассказ очевидца, который между тем продолжал:
— Он убрал охранника у нашей двери, затем вышиб ее и выпустил нас. Но вскоре явились другие и нас снова окружили. Руководитель преступников велел спустить на воду лодки и дал десять минут на то, чтобы мы убрались. Мы сели в лодки, а теплоход снялся с якоря и поплыл дальше.
— Что велели вам передать захватчики?
— Они требовали сказать, что родитель одного из школьников что-то им должен и он обязан вернуть этот долг.
— Они называли этого человека?
— Нет. Они не стали давать нам никаких объяснений. Сказали, что тот человек уже обо всем осведомлен.
— Мы не наблюдаем среди вас героя и его собаку, — вернулась к интересующему всех спасателей вопросу журналистка. — Что с ними стряслось?
— Собаку в лодку не опускали. Возможно, она успела спрятаться. А тот парень… он спускался в лодку последним, но они перерезали веревку, и он упал. Мы пытались докричаться до него, но он махнул нам в сторону берега, а сам поплыл назад к теплоходу. Когда мы добрались до населенного пункта, то первым делом сообщили обо всем в милицию.
— Черт, а где же был Макс? Неужели с ним что-то случилось? — забеспокоились о судьбе друга спасатели.
Словно ополоумевший затрещал телефон. Косицин, не успевший еще толком переварить полученную информацию, спешно подскочил к аппарату и, схватив трубку, громко выпалил:
— Да, слушаю… Да, мы уже в курсе…
Говоривший затянул длинную речь, конца которой, казалось, не будет. Затем Косицин вновь произнес:
— Да, да… Мой сын находится среди захваченных… Да, несомненно, постараемся. Хорошо…
Вернув трубку на место, мужчина с трудом сглотнул и словно под тяжестью непосильного груза упал в кресло. Лицо его побледнело, руки задрожали.
— Они давно уже покинули пределы нашей области. Как мне только что сообщил заместитель начальника Управления по делам ГО и ЧС, несколько бригад местной спасательной службы уже отправились по следам уплывшего теплохода.
— Да вы не волнуйтесь, Михаил Илларионович, — попытался успокоить босса Грачев. — Там остался Алекс, он не даст ребят в обиду. Да и Максимов наверняка где-то поблизости, уж вместе-то они что-нибудь да придумают.
— То, что детей похитили, самое страшное, но не все, — обреченно произнес Косицин. — Есть информация о том, что на теплоходе возник пожар из-за неисправности двигателя. Это пока не точно известно, но спасшиеся утверждают, что слышали хлопки, очень похожие на взрывы. В эфир эту информацию пока не пускают.
— Так, может, это были выстрелы, — предположил Телегин.
— Вряд ли. Менты уже навели справки о теплоходе, судно имело далеко не новый дизельный двигатель. Он уже несколько раз давал сбои, но на ремонт теплоход не отправляли по причине недостатка финансирования.
— Все равно это только наши предположения, — заворчал Мачколян. — Я уверен, что все у них нормально. Разрешите нам следовать за ними. Мы должны помочь Алексу с Максом.
— Руководство не велело пока ничего предпринимать. В поисках все равно уже задействованы ГП «Волгаречь-связь», «Волгафлот», пожарный катер «Вьюн» УГПС и Нижневолжский центр аварийно-экологических операций МЧС РФ. А также теплоходы ближайшего пассажирского порта. Наготове аварийно-спасательная служба и медицинская служба ГО. В нас нет никакой необходимости.
— Так мы что, получается, должны здесь сидеть сложа руки, тогда как нашим коллегам, может быть, грозит опасность, — возмутился Валентин.
— И не только им, — намекнул Косицин на своего ребенка. — У меня, между прочим, на том теплоходе плывет сын.
— Тогда тем более вы должны нас отпустить.
— У меня твердые указания сверху, — уныло изрек Косицин, не поднимая глаз на мужчин. — Нам приказали быть наготове, но пока ничего не предпринимать.
— А не пошли бы они…
Ашот раздраженно стукнул по столу и, резко развернувшись, быстро вышел. Остальные немного помялись на месте и последовали за ним. Последним выходил Грачев. Дойдя до самой двери, он обернулся и, видя, что Михаил Илларионович действительно очень переживает, произнес:
28 
