23 
– Сколько стоит ваша работа? – убрала лицо Сорокина.
– Для вас – нисколько, – упрямо сказал Китаец.
– Груби-ишь, – покачала головой Сорокина, – скажи спасибо, что у Ольги Васильевны ангельское терпение.
Голос ее обогатился покровительственно-снисходительной интонацией.
«Только крылышки не растут», – промелькнуло в голове у Китайца.
– Мне кажется, нам не о чем говорить, – он холодно посмотрел на Ольгу Васильевну.
– Вы получаете за свою работу деньги, – не обращая внимания на его реплику, произнесла она.
– Естественно, я ведь не альтруист и не занимаюсь благотворительностью.
– Я дам вам больше, если вы забудете об этом расследовании, как будто вы и не начинали его. Сколько вы хотите? Пять тысяч? – бросила она на Китайца ненавидящий взгляд.
– А Олег вас не просветил? – с подъедом полюбопытствовал Танин.
– Семь? – все больше напрягалась Сорокина.
Китаец молча смотрел на противоположную стену.
– Десять? – забеспокоилась Сорокина. – Неплохие деньги. А если еще учесть, что вам ради этого не придется даже пальцем пошевелить, а даже наоборот, бросить все к чертовой матери, то просто огромные.
– Нам не о чем разговаривать. Если вы не покинете помещение, я вызову милицию. Вообще, ваша настырность начинает будить во мне нехорошие мысли, – с язвительной усмешкой произнес Китаец, – что это вы так волнуетесь? Уж не причастны ли вы к гибели Петрушенко?
– Двенадцать? – распаляясь, хрипло прокричала Сорокина.
– Сто, – засмеялся Китаец, – вы ведь не одобряли их отношений, – с недоверчивым прищуром сказал он.
– Ах ты, мразь! – потеряв над собой контроль, Сорокина вскочила и, сбрасывая папки и бумаги на пол, перегнулась через стол.
Ее худые руки тянулись к Китайцу, словно хотели задушить его. Телохранители заволновались. Они ринулись было к столу, но Танин поднял руку.
– Оставайтесь на местах. Сейчас все пройдет. Правда, Ольга Васильевна?
Сорокина, видно израсходовав запас своих физических сил, обмякла и опустилась в кресло.
– Воды? – заботливо спросил Китаец.
Держась за грудь, Ольга Васильевна утвердительно кивнула.
– Зачем же так нервничать? – разыгрывал сострадание Китаец. – Лиза, – позвал он.
Дверь отворилась, и Лиза испуганно заглянула в кабинет.
– Принеси Ольге Васильевне воды.
Лиза исчезла и вскоре вернулась со стаканом минералки. Боязливо косясь на парней, она прошла к столу и, поставив на него воду, механически присела, чтобы собрать разлетевшиеся по полу бумаги.
– Потом, – сказал Китаец, – спасибо. А где же кофе?
Лиза непонимающе взглянула на шефа и вышла из комнаты. Выпив воды, Сорокина успокоилась. Через минуту Лиза внесла поднос с тремя чашками кофе.
– Немного остыл, – проронила она.
– Ничего.
Когда Лиза покинула кабинет, не преминув у самой двери сделать глазами Китайцу серию непонятных знаков, на которые он ответил строгим выпроваживающим взглядом, беседа пошла своим чередом.
– Сколько вы хотите? – устало произнесла Сорокина.
– Вам так важно сломить волю сына или вы замешаны в этом убийстве? – напрямую спросил Китаец.
Сорокина подняла было руку в протестующем жесте, но потом опустила.
– Какова ваша цена? – твердила она, как заезженная пластинка.
На лбу у нее выступила испарина, тонкие губы заметно дрожали. «Страстная натура», – иронично подумал Китаец.
– Давайте попьем кофе, – Китаец с показным дружелюбием пододвинул чашку Сорокиной.
Она с недоумением взглянула на него. Ей нечасто доводилось встречаться с такими людьми. Независимыми и не продажными. Где-то в глубине души она даже уважала этого смуглого брюнета. Но его удлиненные насмешливые глаза не давали ей покоя. Она во что бы то ни стало хотела взять верх, показать, что для нее нет ничего невозможного. Какая-то темная необоримая сила внушала ей: «Ты должна скрутить его в бараний рог».
– Угощайтесь, – кинул он радушный взгляд на телохранителей.
Испытывая некоторое недоумение, парни воззрились на Сорокину. Та молчала и на их испрашивающие разрешение взгляды не реагировала. Точно впала в прострацию. Не смея выйти из подчинения и каким-нибудь произвольным жестом навлечь на себя гнев своей работодательницы, парни не шевелились, тупо уставившись на чашки с кофе.
– Если мы сейчас не договоримся, – ожила наконец Ольга Васильевна, – вам же будет хуже. Вашу контору прикроют, а вас самого с вашей девицей вышвырнут на помойку.
23 
