97 
Но тем не менее одна тучка набежала на чистый небосклон и заслонила собой солнце. Идя по этой дороге, Ада вдруг спиной почувствовала взгляд пятнадцатилетней девочки, которая, сидя на больничном подоконнике, рисовала странные картинки. И подумала, что все же интуитивно правильно выбрала тогда символы, чтобы передать через них свои ощущения или открытия. История Мари попадала под эти рисунки, как и история ее падчерицы Аси, в отчаянии решившейся на колдовской ритуал. Но в то же время ее рисунки имели отношение и к той трагической ночи, случившейся пятнадцать лет назад. Потому что именно тогда Ада заглянула в лицо смерти. Лицо было скрыто тенью, поэтому в своих рисунках она выбрала маску…
Боярышники, 1997 год
Он всегда чувствовал себя одиноким, даже когда находился в окружении семьи или друзей. Он чувствовал себя одиноким, потому что ощущал, как с каждым прожитым днем увеличивается пропасть между тем временем, в котором ему хотелось оказаться, и тем, куда неумолимо несли его годы. Он любил весну – ее невинность, незрелость, будоражащую кровь свежесть. Ему хотелось задержаться в ней, но в его жизни прочно поселилась осень. Он лез на стену от депрессий, в его душе гулял не легкомысленный сквознячок, а бушевали порывистые, срывающие охапками последние надежды сильные ветры, в его глазах отражалось не солнце, а затянутое тучами небо. Пасмурные, дождливые мысли он заглушал рабочими проблемами, от промозглого сырого холода пытался согреться успехом, но это все было не то, не то…
Прививки от осени – его маленькие побеги в весну. Его грехи – глотки чудесного эликсира, кому-то показавшиеся бы смертными, – дарили ему обманчивое возвращение в молодость. Когда он нашел этот выход, ему стало легче. И пусть не всегда он мог принимать «дозу», но он знал, что есть у него средство от страха пред неотвратимо надвигающейся зимой. Пока есть.
Отлучки не вызывали подозрений: семья привыкла к его разъездам. «Шалить» приходилось аккуратно и не тогда, когда хотелось, а лишь когда выпадал редкий удачный случай. Риск, который бы в молодую кровь для пикантности добавлял адреналина, для него оборачивался тахикардией. Пользы и удовольствия получалось меньше, чем вреда. Но, к счастью, нашел он постоянное место, куда мог приезжать когда угодно и брать то, что пожелает.
И все же он не стал рисковать. Выбрал из всех одну девочку, миленькую внешне, с не девичьими формами, а уже вполне себе женскими, зрелыми. Он предпочел бы еще неоформившуюся прелестницу, но риск… риск, столь опасный и вредный для него. Он выбрал эту девочку потому, что была она от рождения слабоумной и ничего не смогла бы рассказать кому-либо о происходящем. Девочка постоянно либо молчала и глупо улыбалась, либо хихикала. И все было хорошо, но на третий раз случилась осечка.
…Директриса, прирученная его щедрыми подарками, спокойно вручала ему ключ от закрытой части здания. Конечно, он мог бы выбрать и другое место, более комфортное, но, опять же, риск. Вдруг увидит кто? По территории даже ночью кто-то сновал из персонала. А в закрытое крыло никто не совался. Да и антураж был частью его игры: комфорт напоминал ему о старости – домашние мягкие туфли, удобное кресло-качалка, теплый плед.
В ту ночь его девочка, тоненько повизгивающая и хихикающая даже во время этого, была, как никогда, хороша. И кто бы мог подумать, что именно той ночью группа подростков проберется в закрытое крыло?
Он очнулся от тихого вскрика сзади. Оглянулся и увидел прямо за своей спиной девочку-подростка, которая, вытаращив глаза от испуга, стояла и смотрела на раскинутые в стороны ноги его малолетней любовницы и его обнаженные ягодицы. И вдруг девочка открыла рот, чтобы завизжать. Он опередил ее на мгновение, руководствуясь не разумом, а страхом и инстинктами: подскочил к девочке и закрыл ей рот одной рукой, другой плотно обхватил, чтобы не вырвалась. Девочка извивалась в его руках, пыталась укусить за ладонь. А он в это время судорожно пытался решить возникшую проблему: что делать? Эта девчонка всем расскажет об увиденном. Конечно, уже позже, не раз прокручивая в голове случившееся, он корил себя за горячность. Можно было попробовать договориться со свидетельницей его «шалостей», выменять ее молчание на подарки. А может, она в полутемноте и испуге не запомнила его лица. Он мог бы выпустить ее и спрятаться… Даже если бы она побежала за помощью, успел бы выбраться. Но тогда, тогда он, застигнутый на месте преступления, не мог соображать. И не сразу обратил внимание, что девушка в его руках вдруг перестала дергаться и как-то отяжелела. Когда заметил, было уже поздно: из его испуганно разжатых рук бездыханная девочка с глухим стуком упала на пол. Он не хотел ее душить! Он просто желал, чтобы она не кричала… Как, как так вышло?
97 
