98 
— Да. Но дело совсем не в том. Он… у него нет никого, кроме меня.
— Ему в его состоянии вряд ли кто-то понадобится. Я считаю его безнадежным. — Она достала из кармана клочок бумаги. — Здесь записан номер Аржанова Артема Даниловича, друга вашей свекрови. Он просил, чтоб вы ему перезвонили. Главврач разрешил воспользоваться его телефоном.
— Ты опоздала на целых три минуты и сорок пять секунд, — сказал Алеша, едва Муся переступила порог палаты. — Почему у тебя такое похоронное выражение лица? Была у своего чуда?
— Нет. — Она села и взяла его руку в свои. — Алешенька, я хотела тебе сказать…
— Ничего мне не надо говорить, Марыняша. Я и так вижу, что ты мне врешь. Не только мне, но и самой себе тоже. Нельзя так сразу взять и вырвать с корнем большое дерево. Да и зачем его вырывать? Я подумал и решил, что, если твое чудо поправится, мы будем иметь с ним серьезный мужской разговор с глазу на глаз. Ты меня поняла?
— Ты решил драться с ним на дуэли?
— А что в этом особенного? У нас в училище дрались два прапора. Правда, девчонка, из-за которой они махали саблями, того не стоила, но, как говорится, о вкусах не спорят. Оба попали в больницу и, разумеется, вылетели из ВВС. Но мы и по сей день поднимаем стаканы за их мужественный поступок. К слову, та девчонка так и не решила, за кого из двух ей выйти замуж, и вышла за третьего. Надеюсь, Марыняша, ты так не поступишь?
— Я… мне придется уехать на какое-то время. Всего на один день. Умерла моя… родственница. Нет, это так ужасно, ужасно.
Она разрыдалась.
— Марыняшенька, девочка моя, будь мужественной, слышишь? Полгода назад я похоронил своего лучшего друга. Утонул, спасая пьяного приятеля. Марыняшечка, смерть — это очень страшно, но это еще не конец, понимаешь? Мы возвращаемся на эту землю дождем, солнечным светом, весенними цветами. Я даже написал стихи на эту тему. — Он горестно вздохнул. — Крепись, Марыняшечка. Я хотел бы поехать с тобой. Это далеко?
— Она жила в Краснодаре.
— И ты не сказала мне об этом? Марыняша, милая моя, конечно же, мы поедем вместе. Я навещу маму. Она мне будет очень рада. Я скажу ей: «Мамочка, если ты решила, что будешь сидеть отныне на скамейке запасных игроков, ты ошибаешься. Я беру тебя в основной состав команды». Ты не будешь возражать, Марыняшечка?
— Нет. — Она едва заметно покачала головой. — Но ехать тебе нельзя. Я организую похороны и сразу же вернусь.
— Ты очень любила ее, Марыняшечка?
— Наверное. — Она вздохнула. — Это случилось так внезапно. Я была к этому не готова.
— Поезжай, Марыняшечка. И ни о чем не беспокойся. Я буду присматривать за твоим чудом из шестой реанимационной палаты.
— Не надо, — испуганно сказала Муся.
— Думаешь, я смогу обидеть его? Ни за что на свете. Я его уже почти люблю. Помнишь, Суворов говорил, что врага нужно любить и уважать. Я хочу, чтоб он поправился окончательно, и тогда наша дуэль будет настоящей. Я бы не смог пронзить стальным клинком сердце калеки. Уезжай же скорее, Марыняша. И будь осторожна в дороге. Я сейчас закрою глаза и произнесу: раз, два, три. И чтоб тебя и след простыл…
— Ну и что ты им скажешь? Здравствуйте, я подружка сына Ирины Николаевны, из-за которой он попал в больницу? Или: это из-за меня Ирина Николаевна так расстроилась, что не учуяла запах газа в собственной квартире и взлетела на воздух?..
Угольцев был пьян, а потому не пытался себя сдерживать. Последнее время, отметила Муся, у него здорово сдали нервы.
— Я отвезу деньги на похороны. Еще я хочу повидать Алешиного отца.
— Зачем тебе это нужно? Хотя ты права: поджигателя, как правило, тянет на пепелище.
— Перестань, Павел. Я очень страдаю из-за того, что случилось.
— И зря. Чего, спрашивается, тебе страдать? Ты окружена влюбленными в тебя по уши мужчинами, от безусого мальчика до покрытого красивыми благородными сединами мэтра. Правда, бывшего, в чем, разумеется, его беда, но в первую очередь, вина наших равнодушных к истинному искусству правителей. — В голосе Угольцева звенела обида. — И всех ты умело и вовремя дергаешь за самую чувствительную, я бы даже сказал, больную струнку, тем самым еще крепче и надежней привязывая к себе. Зачем тебе нас столько — это, думаю, навсегда останется твоей тайной. Да, еще я забыл про этого беднягу Старопанцева…
98 
