очень нудно 
41 
– Ой, боюсь, случилось что-то плохое. У меня предчувствие! И зачем я ей ту проклятую книгу Лучкина сунула? Это я виновата в том, что Алиса пропала!
– Майка, не чуди. Ты не виновата. Разве что в том, что солгала мужу подруги.
– Так я ему сегодня уже рассказала, куда она пошла. Инга, ты поможешь?
– Нет.
– Почему? – растерялась Майка.
– Это не в моей компетенции. Поисками пропавших людей занимается полиция. Это раз. Во-вторых, я никогда не практиковала поиск по фотографиям. И в-третьих, при всем моем огромном желании помочь я не в силах это сделать. Почему – не спрашивай.
– Ой…
– Мне очень жаль, Майя. Знаешь, я редко отказываю в помощи, но сейчас такой случай. У меня есть для этого веские причины.
– Прости, – обескураженно пробормотала Майя. – Если бы знала, не потревожила бы тебя.
– Ты меня не потревожила. Но за такие дела я не берусь. У тебя же муж следователь! Конечно, предполагаю, что не он лично занимается поисками исчезнувших людей, но может же как-то помочь, посодействовать? Странно слышать, что в первую очередь вы бросаетесь за помощью к гадалкам…
– Инга, он уже помогает, – как-то устало сказала Майя. – Но для надежности я решила позвонить и тебе. Алиска мне ведь не чужой человек!
– Мне очень жаль, – искренне сочувствуя девушке, произнесла Инга. – Надеюсь, что с твоей подругой не случилось ничего страшного и она скоро отыщется.
– Я тоже на это надеюсь, – сказала Майя так обреченно, что стало понятно, что сама в это плохо верит.
– Не отчаивайтесь!
Попрощавшись с девушкой, Инга вернула телефон стоявшей рядом Ларисе. И подумала, что пора уходить. Откладывать уход еще на день, еще на один – все равно что отрезать больной орган по кусочкам. Не нужно продлевать пытку, обманывая себя желанием прожить еще один счастливый день вместе с родными. Разве могут быть эти дни счастливыми, когда постоянно думаешь, что вскоре расстанешься с близкими людьми, возможно навсегда. Пора уходить. И ради любимых, и ради себя.
Сегодня же.
* * *
Когда-то у нее было счастье. Обычное женское счастье, медово-сладкое и сытное, как хлеб. Муж и двое ребятишек – сокровище, делающее ее богатой. Все было ладно. Дом – добротный. Муж – рукастый и хозяйственный – следил, чтобы и печь дымила исправно, и потолок не тек. Внутри – чистота, тепло и уют. Корова – круглобока, молоко давала такое жирное, что хоть употребляй вместо сметаны. Куры сыты, здоровы, яйца несли самые крупные в деревне, с темно-желтым желтком. Детишки – два пацана-погодка – послушны, румяны, здоровы. Не жизнь, а масло.
Конечно, она ворожила маленько, не без этого, хотя завистники и шептали боязливо, что без черного колдовства не обошлось. Но она-то знала, что на самом деле все волшебство заключалось в любви – к мужу и детям, к дому и хозяйству. К людям. К жизни. С душевной широтой, с благодарностями, а не с роптаниями принимала она все, что давала жизнь, – и радости, и горести, если какие случались.
От рождения ей была дана сила. Не ахти какая, так, зачатки. Но она сумела взрастить эту силу в себе любовью, светлыми мыслями. Холила, приумножала, обращая на добрые дела. Да, были те, которые ее не любили – из-за страха, из-за зависти к благополучной жизни. Но она ежедневно молилась и об этих несчастных. В деревне ее считали ведьмой. Кто-то боялся, кто-то, напротив, шел за помощью. Для больных всегда находились целебные настои или сушеные травы, заговорами лечила занедуживший скот. Помогала и молодым девкам обрести мужей. Но никогда не бралась за черные дела.
Было счастье… Была жизнь. И имя было – Марфа, которое она тоже утратила. Но девушка потеряла так много, что потерю имени даже не заметила, это было самой малой бедой, которая случилась…
Вначале от неизвестного мора пали куры. И никакие заговоры и молитвы не помогли спасти несушек. Потом исхудала корова. Умирала в муках, ее полный страдания рев разносился по всей деревне. И опять Марфа, спасшая от болезней не одну корову, оказалась бессильной. Она ревела в голос и думала, что умирает вместе со своей буренкой. Но самое страшное ожидало впереди. Страшный пожар уничтожил ее семью. Ничего у нее не осталось. Только сила, которую она, тщательно собрав, всю до последней капли, обратила в проклятие против того, кто всего ее лишил…
41 
