24 
Цензор внутри меня работает на отлично. – Это можно писать… а это нельзя! – Бубнит он всё время.
Нудный, скучный мужик.
Ему сказочки подавай, про вечное и светлое.
– Да посмотри на меня – говорю ему – я старый, слепой, слюна наверное капает из-за рта. Так что написать новую "Войну и мир" – не потяну наверное.
– Что? И вправду?
– Гарантирую. Я не автор. У меня нет желания – ни к славе, ни к гонорарам. ни к почёту. Лишь бы свой геморрой вылечить …
– Ну и пошёл нах тогда – обиделся цензор – пиши что хочешь.
Тут по правде говоря и я обиделся слегка.
Поясняю ему – это молодые могут писать такое. А когда становятся старыми – так все одинаковые. Дрочат на диване и считают оставшиеся зубы.
У меня их половина осталось.
А дрочат – на тех кого знали в молодости. Там, в памяти – они молодые, красивые, горячие.
Я вспоминаю их запах, цвет волос, тела ….
Всех тех, кого я имел когда-то.
И ещё.
Отцепившись от цензора – я получил полную свободу.
Пишу что хочу.
И тогда, обрывки моих и чужих воспоминаний – хлынули на меня откуда-то. Наверное из космоса. Где ничего и никогда не пропадает.
А ждёт того – кто их услышит.
Кто однажды приобретёт свободу.
От цензора
Рядовой Степаненко с трудом приходил в себя … земля набилась ему в рот … солёный вкус слюны… попробовал пошевелить руками -вроде получилось.
Память с трудом начинала работать. Как будто отрывками.
Было чувство – что всё это страшный сон.
Противное, мерзкое чувство.
С трудом приподнял голову. Свет солнца – яркий, жаркий.
Это уже было.
Он светил и тогда, когда они шли по лесной дороге.
Вспомнил что он шёл позади всех.
Значит это был не сон.
Он нагнулся чтобы сорвать травинку и … раздался выстрел.
Похожий на хлопушечный, с весёлым коротким свистом в придачу. Как будто дразнящий – А вот ты меня и не поймал.
Что-то есть в нём от детской игры.
Может поэтому они не сразу поняли что происходит.
Сколько их было? Каяться двенадцать.
Двенадцать новобранцев которые ещё не научились бояться выстрелов.
Тебе кажется что если поймаешь эту свистящую бирюльку в руки – то тебя похвалят.
Первую поймал сержант Званицкий.
– М-м-м-м! – Замычал и стал валиться назад.
Потом упал Егоров.
Закрутился на месте ефрейтор Болицкий.
Свист … свист … свист …
– Стреляют! – Крикнул кто-то.
И только тогда до них дошло. И что прячется за этим весёлым тонким свистом.
Он вырывал куски тела, разрывал их на части. не жалея ни их тел, ни их души.
Что-то адское было в нём – жуткое, подлое и коварное.
Но самое отвратительное что оно пряталось за жалобным детским свистом.
– Иди ко мне …
– Вот блядь … – произнёс Степаненко и в тот же миг что-то с силой бросило его на землю.
Наступила темнота.
Очнулся он когда солнце уже было в зените.
– Я живой? – Мелькнула первая мысль. Оглянулся – чьи-то ноги рядом. Попробовал шевелить руками – получается.
– Надо выбираться из этого ада.
Пополз вдоль этих сапог не поднимая головы – руки стали липкими – чья-то кровь.
– Эй! – Тихо произнёс.
В ответ тишина.
Привстал на колени – тела солдат разбросаны вдоль дороги. Кажется никто не шевелится.
И тут же новый свист заставил его кинуться на землю снова.
– Чрик!
Он повторится снова. И ещё раз.
– Тьфу – выплюнул Степаненко – на этот раз свистела не пуля. Какая-то маленькая птичка сидела в кустах невдалеке и с изумлением рассматривала его.
– Выжил?
Степаненко приподнял голову рассматривая её тоже. Не сразу понял что он может не прятаться от неё.
Снова попытался приподняться но тут же снова:
– Чрик
И он снова инстинктивно упал на землю.
Птичка тут же взлетела и пролетела прямо над его головой чуть не задевая крыльями.
– Сука – Внезапно не выдержав закричал он на неё. В этом крике было всё – отчаяние, страх, боль …
И ненависть к этой птичке которая как будто издевалась над ним. За то что он один выжил.
Она сделала ещё один круг над ним, то опускаясь то подымаясь в воздух.
– Обожди ка … обожди … – И забыл об опасности от оглянулся чтобы взять автомат.
Увидел выглядывающий из травы приклад и потянул к себе.
Из травы вылезла снайперская винтовка, кажется он была у командира взвода. Он лежал где-то там, впереди.
24 
