Последние отзывы

  69  

Помнишь ли ты, как дед, частенько гостивший тогда у нас, читал тебе эту книгу в детстве, переводя с английского? Ты рос смышленым не по годам мальчуганом, и в 7 лет уже запоем глотал толстые тома — однако в то время как раз лежал в постели с корью, и кризис только миновал. Строгий наш доктор не велел тебе читать самому, и дед, невзирая на неодобрение твоей матери, ежевечерне читал тебе по главе перед сном. Скажу честно: я полагал, до самого позавчерашнего дня, что книга эта — не более чем забавное чтение, одна из тех грубых аляповатых поделок, которые так прельщают нас в детстве своими яркими красками, и которые лучше не брать в руки, переступив рубеж зрелости — дабы избежать еще одного горького разочарования, на которые так щедра судьба после этого рубежа. Однако с первой же страницы я почувствовал, что мистер Стивенсон — настоящий мастер рассказа, и не только это, но и нечто большее. Но терпение, милый Афанасий; всё по порядку.

Как ты, конечно, помнишь, в первых же строках у дверей трактира "Адмирал Бенбоу" появляется старый моряк Билли Бонс. С самого начала меня насторожила одна деталь: автор, повествуя от имени наблюдательного и весьма разумного Джима Гокинса, ни словом не обмолвливается о том, откуда именно появился моряк. Джим не ленится рассказать нам о бухте, о скалах, о расположении деревни, что лежит в нескольких стах ярдах от трактира, он даже с ненужными, на первый взгляд, подробностями описывает, по каким дорогам сходились и съезжались к "Адмиралу Бенбоу" Пью, прочие пираты и таможенные стражники. Но о главном персонаже первой части говорится только "он дотащился до наших дверей, а его морской сундук везли за ним на тачке". Право, Афанасий! мистер Стивенсон словно бы издевается над не слишком смышленым читателем, который мог бы вообразить, что сундук везут впереди хозяина!

Сделав мысленную зарубку на память, я с возрастающим интересом вновь и вновь перечитывал первую часть книги ("Старый пират"), надеясь открыть разгадку отмеченной мною странности. Однако, как ты уж, верно, догадался, нашел только еще более странные и обескураживающие факты.

Во-первых, черная метка. Она, как я вспоминаю теперь, поразила тебя безмерно. Помню, как ты пытался расспрашивать деда — что же это была за таинственная метка, и почему ее так боялся Билли Бонс, который был человеком пусть и недостойным, но всё же не самого трусливого десятка. Однако, дед, сославшись на поздний час, поцеловал тебя на ночь и загасил свечу, пообещав разъяснить всё назавтра — а там вас увлекли более драматические события, и загадка осталась нерешенной.

Между тем подумай: ведь слепой Пью недаром так стремился вручить метку лично Билли Бонсу, а сей последний не случайно пытался уклониться от подобной чести. Разве недостаточно было передать приглашение на встречу на словах? Или послать обычной почтой, уже недурно действовавшей в те годы в Англии? Нет, пираты знали твердо, что по видимости безобидный клочок бумаги необходимо передать лично.

А вот еще одна деталь. В сундуке Билли Бонса, кроме всяких полезных вещей, лежит "пять или шесть причудливых раковин из Вест-Индии".

Мистер Стивенсон хочет убедить нас, что Джим Гокинс, добросовестно перечисляющий все суммы, полученные и недополученные от Билли Бонса, все предметы в сундуке, описывающий каждую деталь памятного вечера — так, повторю, этот самый Джим Гокинс не сумел посчитать число раковин (или не запомнил его)? Полноте! А вот, напротив, определить их происхождение без справочника, подобного тому, что издает Королевское научное общество, не смог бы и опытный конхлеолог.

Почему-то Стивенсон желает привлечь к раковинам наше внимание, и довольно неуклюже. Джим, прерывая свой рассказ, обращается к воображаемому читателю со следующей примечательной фразой: "Впоследствии я часто думал, зачем капитан, живший такой непоседливой, опасной, преступной жизнью, таскал с собой эти раковины".

Таким-то образом, вооружившись изрядной дозой недоумения, я приступил к чтению второй части книги, из которой мне кое-что стало более понятным.

Обнимаю тебя, и передаю благословение от твоей матушки.

Письмо второе, где недоуменные вопросы множатся

Дорогой мой сын! Позволь мне поздравить тебя сердечно — мы с радостью прочитали о твоих успехах в латыни и особенно анатомии. Пожалуй, эта последняя — самая главная наука для врача, следовательно, ты уж прошел не менее половины пути в своем образовании.

  69