215 
Знаменного тоже отчего-то не было видно, хотя ему полагалось бы стоять впереди. Но замещавшие его тсецы из особо приближенных держались твердо и уверенно: мол, если куда-то и отлучился, то наверняка за подмогой.
И тут на линию прибоя, в грязную пену с водорослями, влез обсохший, передохнувший молец, воздел посох, подожженный в костре – факел вышел длинный и видный всем, – и заблеял во всю свою козлиную глотку, чередуя ринтарские слова с саврянскими, так что худо-бедно, но понимали его все:
– Остановитесь, глупцы! Разве не видите – то Саший искушает вас во тьме ночной! Богиня моими устами предупреждает вас: не поддавайтесь ему! Только теми он способен править, кто сам впустил его в свое сердце нечестивыми желаниями и помыслами! Отриньте их, и спасены будете!
Обе стороны ошеломленно замолчали. О «Хольгином пророке» знали почти все – кто видел, кто только слышал, но сразу догадался. Савряне относились к ринтарскому проповеднику более скептически, но Богиня-то едина! Как и ее священная книга, уже сотни лет переписываемая без малейших изменений – приходилось изощряться в толковании.
Часть противников послушно сотворила Хольгин знак – правда, свободной рукой, во второй продолжая сжимать оружие. Колай и вовсе принялся истово молиться: Лучезарная, не попусти!
– Хольга вложила в вас души не для того, чтобы вы замарали их грехами! А чтобы сохранили в чистоте, несмотря на мирские искушения и власти! – упоенно продолжал молец – еще ни разу ему не доводилось вещать перед таким скоплением народа! Сам святой Трачнил позавидовал бы. – Знайте: чаша Ее терпения уже полна до краев и скоро опрокинется на ваши неразумные головы! Если…
Откуда пустили эту стрелу – с реки или с берега, – никто так и не понял.
Молец всхлипнул, выронил посох, тут же с шипением угасший в воде. Потянулся к торчащему из-под ключицы древку, но не достал: рука опала, ноги подкосились, и пророк, нелепо изогнувшись, будто из него выдернули стержень, упал.
Когда в гробовой тишине растаял последний плеск, савряне и ринтарцы одинаково яростно взревели. До чего же низко пали их враги – божининого человека убили! (Хольгин он или просто блаженный – без разницы, все равно Ею отмеченный!) Ничего святого в них не осталось!
А раз так – то всего остального не жалко.
* * *
На Рыску, как всегда внезапно, накатило ощущение близящейся беды. На сей раз – такое сильное и всеобъемлющее, что девушка пошатнулась, не сразу сумев заговорить.
– Альк, чувствуешь?!
– Да.
Взгляд у саврянина снова начал стекленеть. Батраки с воплями ужаса и отвращения попятились от пещер – крысы посыпались оттуда горохом, по стенам, как паучье.
– Бежим! – Жар схватил Рыску за руку, но та в последний миг уцепилась за Алька, а сдвинуть их обоих вору не удалось.
– Уже некуда. – Саврянин с таким отстраненным видом склонил голову к плечу, будто сам вот-вот рассыплется на сотню крыс.
В лесу за пещерами послышались голоса, возня, треск веток. Еще бы собачий лай – и можно подумать, что местный вельможа объявил неурочную охоту на волков, цепочкой пустив загонщиков.
– Давайте обратно в лодку и вверх по течению, – трезво предложил Мих. – Посреди реки, да в такой темнотище, никто не достанет. И не до того им будет.
– Куда угодно, только сваливаем отсюда! Рыска, да вмажь ты ему пощечину!
Девушка неуверенно подняла руку, но саврянин, встряхнувшись, поймал ее запястье.
– Я тебе сам щас… – процедил он, глядя на Жара.
– А какого Сашия ты стоишь?!
Альк уже не стоял. Хотя смысла бежать по-прежнему не видел.
Но пусть надежда, которую путники добровольно променяли на знание, хоть с кем-то останется до последнего.
Цыка выскочил на берег первым и опешил – так тут все изменилось меньше чем за лучину. Над островом стояло низкое зарево от сотен костров и факелов, в котором с криками метались тени, до того изломанные, что Рыске показалось, будто там сцепились две крысиные стаи. И это было только начало: огненные точки продолжали стекаться к Пупу с обоих берегов, на смену угасшим и сброшенным в воду.
– А чтоб их всех Саший побрал! – с горечью сказал Мих. – Опоздали.
Жар обернулся – и понял, что батрак имеет в виду не войну, а свой неудавшийся побег от нее.
Справа шло – точнее, уже бежало краем берега – поднятое гонцом саврянское ополчение. Ждать до утра весчане не стали, похватали оружие (а в приграничье им владел каждый мужчина старше десяти лет, место такое – смутное) и кинулись на подмогу, как чуя, что она понадобится уже ночью.
215 
