очень нудно 
50 
Моряки дружно засмеялись, но ушли за своим хозяином, оставив ее одну. Гейджи сидела, глядя вперед, впервые за много дней ощущая на своем лице ветер и слезы моря. Медленно, цепляясь за канаты, поднялась. Всюду, куда не бросишь взгляд, было море и небо – серое низкое небо, необычное для середины лета… Если где и была суша, Гейджи ее не чуяла. А ведь она всегда знала, где находится берег…
– Иди мойся, дочка.
Гейджи обернулась. Крепкий коренастый старик, чем-то напомнивший ей Коранда – Коранда! – смотрел на нее, помаргивая выгоревшими ресницами.
– Иди-иди, – сказал добродушно. – А то, гляди, и впрямь в твоих косах блохи заведутся, как у собаки в колтунах!
С отвычки ее качало – цепляясь за все, что попадалось под руки, Гейджи добралась до каюты, где обнаружила большую лохань с водой, исходящей паром. Рядом стояла чашка с жемчужно-зеленым мыльным камнем и мочалкой из морских водорослей. Без лишних раздумий Гейджи скинула одежду и залезла в лохань. Яростно сдирая с себя грязь и кожу, словно линяющая змея, смывала заодно и безразличие, и тоску, и безнадежность.
На постели обнаружилась одежда, очевидно ей предназначенная – туника и штаны. А также гребень для волос.
– Прошу, – сказал Саймон, широким жестом указывая на накрытый стол. – Сегодня мы празднуем твое возвращение в мир живых. Ты знаешь, что похожа на бледное, отощавшее за сотни лет привидение?
Гейджи села напротив. Ела и пила, не обращая на него ни малейшего внимания. Саймон рассмеялся.
– Похоже, я наконец-то нашел собеседника, который никогда не надоест мне своей болтовней!
Она и бровью не повела.
– И тебе неинтересно, куда мы направляемся? Нет? Нисколько? Помнишь, мы говорили о кладах драконов? Что люди никогда до них не доберутся? Я нашел такой клад.
По крайней мере, она хотя бы слушала.
– Город. Подводный город, когда-то проглоченный морем. Но теперь само морское дно поднялось, чтобы сделать нам подарок. Думаешь, город обидится, если мы немного пошевелим его кости?
Он не ждал ответа, но, отпив вина, Гейджи хрипловато сказала:
– А если рассердится его хозяин?
– Думаешь, у него есть хранитель?
– Ты сам говорил про драконий клад…
– Что с того, что мы возьмем у него капельку – море велико, и Дракон не заметит. А может, хранитель давно мертв… Упоминание об этом городе я нашел в очень старых книгах.
– Драконы живут долго. Может, даже вечно, – заметила Гейджи. Помолчала. – И как ты собираешься доставать сокровища?
Саймон хмыкнул.
– До них теперь рукой подать – просто наклоняйся и бери. А для тех, что на глубине, я нашел несколько пловцов. Собирался нанять победителя ныряльщиков в Хейме, – он взглянул почти сердито. – Но им оказалась ты! А парень-победитель не решился оставить беременную жену…
– И вот я здесь, – невыразительно произнесла Гейджи. Она думала, не рассказать ли ему, что она дочь Владетелей. А вдруг он из тех, кто похищает людей ради выкупа?
Саймон мрачно разглядывал ее. Сказал сквозь зубы:
– Говорю тебе – первый и последний раз. Я не убивал Коранда. У него была карта, которую я долго искал, и мы собирались встретиться в тот вечер, чтобы обсудить сделку. Я пришел, но он был уже мертв. Карты я не нашел. Кто-то меня опередил.
Конечно, она не поверила. Он бы и сам на ее месте не поверил. Но какая ему разница, что Гейджи о нем думает?
И думает ли вообще.
Теперь Гейджи сидела на палубе целыми дням, обхватив колени, и смотрела на море и небо. Из-за неподвижности ее можно было принять за фигуру, которую моряки по традиции крепят на бушприте.
Троим нанятым ныряльщикам разрешалось подниматься на палубу только в беззвездные ночи или пасмурные дни – чтобы они не могли запомнить дорогу, догадалась она однажды. И задумалась: а почему Саймон не опасался ее? Напрашивающийся ответ был так неприятен, что Гейджи выбросила эти мысли из головы.
Мышцы тела ныли без привычной нагрузки, и ночами ей часто снилось, что она то ли плывет, то ли летает. Но – она вспоминала слова матери – одна, всегда одна…
Так же, как и наяву. Гейджи не пыталась завести дружбу с небольшим экипажем. Из них лишь старик Хорстон подходил к ней запросто, да и то не слишком докучал. А ныряльщикам и вовсе запрещалось с ней заговаривать. Немногословным стал и Саймон. Чем дальше, тем больше она чувствовала нарастающее в нем возбуждение, нетерпение, и невольно сама начала считать дни. Впереди у них было всего два месяца – если они собирались вернуться до наступления месяца Золотого Дракона. Если собирались…
50 
