очень нудно 
25 
Вот хотя бы, к примеру, взять сарай и дом… Они представля–ют собой единое помещение, изготовленное из мазанки – пе–ревитые ветви покрыты смесью глины, соломы, навоза и поме–та. Но внутри дом и сарай разделены каменной стеной. Оба сде–лал стену из принесенных с поля плоских серых камней. Он на–учился этому, наблюдая, как сосед укладывает камни по краю своего поля. Такая стена была самой настоящей роскошью – ведь почти ни в одном хозяйстве каменных стен не имелось…
Мать по-прежнему пронзительным голосом звала его, и он попытался вспомнить, что такое мог натворить. Мысленно про–смотрел список каждодневных домашних забот, которые она возложила на него, и не смог припомнить ни одного не сделан–ного дела. По природе он не был забывчив, а кроме того, все его обязанности повторялись изо дня в день. Все, что надо сделать в сарае, давно сделано, и у матери нет причин спускать на него всех собак.
Впрочем, разве можно оградить себя от ее сокрушительного гнева. Ведь она вполне могла придумать ему такую работу, в ко–торой раньше попросту не возникало необходимости.
– Оба! Оба! Ну сколько раз я должна тебя звать!
Он мысленно представил себе ее маленький злобный рот, кривящийся, когда она произносит его имя. Ведь мать считает, что он обязан появляться в тот самый миг, как только она позо–вет. У этой женщины голос, от которого порвется даже крепкая веревка.
Оба прошел боком, чтобы не задеть плечом боковую дверь. Повсюду пищали крысы, шмыгали у него из-под ног. Наверху сарая был сеновал, а внизу размещались дойная корова, две свиньи и два быка. Корова все еще находилась в сарае. Свиней выпустили к дубу, где они могли выискивать под снегом желу–ди. Быков Оба видел через большую дверь – они паслись во дворе.
Мать стояла на холмике из замерзшего навоза, уперев руки в бока. Из ее ноздрей вырывались клубы пара. Словно дым у разъяренного огнедышащего дракона…
Мать была женщиной крупной, широкой и в плечах, и в бед–рах. Короче, широкой во всех местах. Даже лоб у нее был ши–роким.
Оба слышал от людей, знававших ее в молодости, что рань–ше она была привлекательной женщиной. И в самом деле, когда он был еще мальчиком, у нее было несколько поклонников. Од–нако шли годы, и постоянная борьба за существование привела к тому, что красота ее увяла, лицо превратилось в мешанину глу–боко прочерченных временем морщин и обвисших складок кожи. Давно уже перестали захаживать ухажеры.
По черной с наледью земле Оба прошел внутрь хлева и, дер–жа руки в карманах, встал перед матерью. Она огрела его по плечу увесистой палкой:
– Оба! Он вздрогнул, и она саданула его еще три раза, с каждым ударом произнося:
– Оба!.. Оба!.. Оба!.. Несколько лет назад такая трепка оставила бы на его теле синяки и шишки. Но теперь он был слишком крупным и силь–ным, чтобы испытывать боль от ударов палки. Это злило мать еще больше. А у него начинали гореть уши от злости, с которой она произносила его имя. Со своим маленьким злобным роти–ком она напоминала Обе паука. Черную вдову… Он ссутулился, стараясь казаться поменьше.
– Что случилось, мама?
– Где ты болтаешься, когда тебя мать зовет? Ее лицо скривилось. Когда-то гладкое, как слива, теперь оно превратилось в мятый сухой чернослив.
– Оба – ты бык. Оба – ты осел. Оба – ты придурок. Где ты был?
Оба поднял руку, защищаясь от очередного удара палкой.
– Я собирал яйца, мама. Собирал яйца.
– Посмотри на этот бедлам! Тебе никогда не приходило в голову прибрать здесь, прежде чем тот, у кого хватает мозгов, скажет тебе об этом?
Оба огляделся, но не увидел ничего, что могло бы так завести ее. Работы всегда находилось предостаточно. Из-под бревен в стойлах высовывали свои носы крысы, их усики шевелились, когда они принюхивались, глядя на людей черными бусинками глаз и слушая своими маленькими ушками.
Он обернулся на мать, но спрашивать не было смысла. Она всегда будет недовольна, в любом случае.
Мать ткнула пальцем на землю у себя под ногами:
– Посмотри сюда. У тебя никогда не появлялось мысли уб–рать этот навоз? Как только придет оттепель, он потечет под сте–ну и в дом, где я сплю. Ты думаешь, я кормлю тебя за то, что ты бездельничаешь? Тебе не кажется, что за свое проживание здесь надо отрабатывать, ты, ленивый придурок? Да-да, Оба, ты про–сто придурок!
Этим словом она уже обзывала его не раз. Оба удивлялся иногда, что мать остановилась на одном уровне и не учится ни–чему новому. Когда он был маленьким, ему казалось, что у нее непревзойденный дар читать мысли и такой острый язык, что она может ранить его словами. Сейчас, когда он вырос, ему ста–ло иногда казаться, что дар читать мысли и язык ее тоже стали менее внушительными. И вообще не является ли ее власть над ним чем-то… искусственным, иллюзией? Подумаешь, пугало со злобным маленьким ртом!..
25 
