25 
Пузырь оттянутой занавески опал. Из-под него показался человек в синем операционном костюме, фигурой похожий на раздобревшего Тарзана. Лицо его было скрыто под маской. Нет, не карнавального зайчика, а обычной, хирургической. Серо-стальные глаза между ней и колпаком сверкали диким огнем азарта. В руках летающий доктор держал скрученную жгутом простыню, тянущуюся в окно. На весь кабинет разразился мощный бас:
— Люда, дай протез!
«Ее зовут Люда!» — тая, подумал Алик. На странноватое появление постороннего он не обратил ни малейшего внимания.
— Какой? — спокойно спросила она, легко приподняв оказавшееся на пути кресло вместе с пациентом.
Потрошилов почувствовал, что куда-то перемещается в сладкой невесомости. Прямо перед ним возник надутый шар бицепса. Кресло сдвинулось с дороги, и доктор Люда прошла к шкафчику.
— Елки-иголки! Ясно — нижней челюсти! — гаркнул «десантник». — Стал бы я за верхней с восьмого этажа летать!
Могучие плечи приподнялись, как бы подтверждая, что за протезом верхней челюсти приличные люди черт знает откуда не прыгают. Люда без тени удивления открыла стеклянную дверцу и вытащила розовато-белую человеческую запчасть.
— Ага-а!!! — взревел гигант. — Полетели-и!!!
Он вспрыгнул на подоконник и, мелькнув летними туфлями сорок шестого размера, исчез в сиянии дня. Алик хлопнул глазами. Женщина-врач снисходительно улыбнулась:
— Экстремал! — будто этим можно было объяснить все, вплоть до полетов на простыне. — Ну, вам пора.
Из кабинета Потрошилов вышел в полной прострации. Сияя, словно его вылечили. Очередь в коридоре впилась в него жадно-пытливыми взглядами. Но никаких изменений в облике Алика, кроме непонятного сияния во взгляде, к всеобщему разочарованию, не обнаружилось. Он язвительно тряхнул в их сторону языком и ушел.
* * *
После визита в больницу имени Всех Святых Потрошилов переменился радикально. Получив больничный лист, он налил на язык желтой пены «Олазоля» и воспарил. Первая любовь в тридцать пять лет — это не эротические грезы подросткового возраста. И даже не огненная похоть пенсионера. Это — смертельно опасное для окружающих помешательство, превращающее мужчину во вздыхающего зомби.
Алик влюбился. Впервые в жизни, поэтому глубоко, страстно и бесповоротно. Трудно сказать, что пленило его в челюстно-лицевом хирурге с красивым именем Людмила. Возможно, ее уверенность в себе. А может, ощущение силы, исходящее от крупного мускулистого тела. Или просто — пришло время капитану Потрошилову взорваться гормонами на этапе суровой мужской зрелости.
Изменения личности начались с языка. Он съежился на третий день, наконец-то уместившись в отведенном природой месте. Чудо произошло утром. К Алику вернулась бесценная способность к общению. Днем к ней, совершенно внезапно, присоединился поэтический дар. Вечером того же знаменательного дня он уже сидел на скамейке возле больницы Всех Святых и вздыхал, изобретая сонет. В руках Альберт Степанович держал букет астр. «Доктор» и «люблю» рифмовалось плохо. Просто никак. «Прекрасная» и «красная» рифмовалось лучше, но никуда не влезало по смыслу.
Богиня появилась на второй строфе. К этому моменту вокруг постоянно бормочущего сумасшедшего опустели две скамейки. Последним дезертировал дедуля-пенсионер, не вынесший пробной декламации душераздирающего, абсолютно белого сонета:
Когда мирозданье геенной разверзлось,
Твой организм меня потряс.
Ты, доктор, и лицом и телом — ангел,
Тебе готов язык свой подарить и вырвать…
На крыльце приемного отделения после появления доктора Люды места не осталось. Она застыла буквально на секунду во всем своем громадном великолепии. Алик привстал со скамьи. Богиня шагнула к стоянке машин. От ее богатырской поступи пандус затрясся. В душе сыщика родилась буря, очки запотели, и решимость растаяла прямо пропорционально нарастанию пламенной страсти.
Пока он собирал по крупицам силу духа, Люда села в мощный джип, больше похожий на рейсовый автобус. Приняв внутрь тело любимой женщины сыщика Потрошилова, машина ощутимо просела. Алик в очередной раз протяжно вздохнул, выжимая слезы у старушек на дальних скамейках.
Темно-синий джип стартовал в сторону центра города. Влюбленный рванулся следом, роняя цветы, но не успел. Он зачарованно проводил восхищенным взглядом объект пламенной страсти сквозь запотевшие очки. Недолеченный язык шевельнулся, рождая гениальный финал второй строфы:
25 
