очень нудно 
29 
Он спокойно проводил взглядом жующего, как корова, милиционера, длинно цвыркнул между передними зубами себе под ноги и растер плевок тяжелым кирзовым сапогом.
— Можно, — негромко сказал зэк и подставил плечо.
Из вагона высунулась длинная деревянная нога. За ней появилось остальное. Моченый шагнул на питерскую землю, твердо опираясь о шестерку. Нога, выполненная из сандалового дерева лучшим мастером трудового исправительного учреждения номер 5843, недоверчиво ткнулась в асфальт перрона, как слега в болотную тропу. Старый уголовник сделал два шага, затем остановился и, распрямляясь во весь свой могучий рост, вдохнул полной грудью.
В легкие ворвался дым поездов, ядовитый угарный газ улиц и пыль площадей, пропитанная солями тяжелых и очень тяжелых металлов. После стерильного кислорода девственной тундры отошедшие газы мегаполиса ворвались, раздирая изнеженный организм уркагана, как стая напильников. Они промчались по дыхательным путям авторитетного вора, собрались в кучу в легких, а затем всем скопом рванули к мозгу, и Моченый потерял сознание.
Он рухнул под ноги Гниде, а его единственный глаз прикрыло морщинистое веко с надписью: «СПЯТ». Начало татуировки «ОНИ» Моченый потерял вместе правым глазом тридцать лет назад в жестокой схватке с песцом, когда они вместе с Гнидой рвались назад, в зону, после единственного в его жизни неудачного побега. Тогда глазу и пришел… «пи…сец».
Пока авторитет лежал без сознания, люди спешно покидали вагон. Бледный проводник как прилип к стенке тамбура еще в Москве, так и продолжал стоять, гадая, чем это все для него закончится. Гнида опустился на колени перед корешем и траурно склонил голову. Воды, чтобы брызнуть в лицо, у него не было, а плевать или бить по щекам вора в законе он не решался. Он ждал.
А в это время Моченый уносился сквозь астрал в прошлое. Время включило заднюю передачу и ударило по газам. Десять лет назад, двадцать, двадцать пять, тридцать…
* * *
Когда на них рухнул снежный потолок, Гнида очнулся первым. Потому что привык спать на животе. Холодная тяжесть навалилась на спину и придавила к полу. Не разобравшись спросонок, по старой лагерной привычке он попытался отогнать от своей кормы непрошеных гостей локтями, но не смог. А где-то вдалеке, под завывание якутской вьюги, нараспев звучало жуткое заклинание:
— Товарищи-и!!!
Мычание своей «коровы» Гнида узнал бы из тысячи. Ненависть плеснула в кровь адреналина и раскалила ее так, что снег вокруг начал подтаивать. В борьбе за жизнь матерый урка был неутомим. Резким движением он приподнялся, расширяя вокруг пространство. Дышать становилось все тяжелее, но Гнида не останавливался. Поворачиваясь с бока на бок, зэк подминал под себя снег.
— Где вы, товарищи-и?! — издевательски звучало все ближе.
Снег постепенно становился более рыхлым, и Гнида заработал руками с удвоенной энергией.
— Товарищи! Ау-у! — раздалось совсем рядом, над головой.
— Сука-а-а! — завопил что было мочи уголовник, и рука его вырвалась наконец из снежного плена.
— У-у-у-а-а-а!!! — передразнила его тундра.
— А-а-а-у-у-у!!! — продолжала мычать «корова».
Рука, торчащая из белого ада, как механическая клешня, сжималась и разжималась в поисках жертвы. И в тот самый момент, когда кончики пальцев уже коснулись потрошиловской обувки, когда вонь от его унтов, сделанных из одеяла, можно было почувствовать кожей, рыхлый снег провалился, унося с собой худое тело Гниды в саму преисподнюю. Еще долго он ощущал, как Потрошилов неистово скачет на их с Моченым могиле, утаптывая снег. Потом пронесся ураганом кошмарный запах, и все затихло. Только вьюга продолжала истерично хохотать, подмораживая коровью «лепешку».
На подвиги сил не осталось. Толстый слой снега, утоптанный коровой, стал для него очередной, и уже последней, тюремной стеной. Перебирая в памяти те несколько дней, что он провел на свободе, Гнида потихоньку начал отходить ко сну. Голова слегка закружилась, как после первого глотка чифира. Тело обмякло. Последний вдох он делал, как говорят на зоне, «по мнению». Так было положено. А потом вдруг резко полегчало. Тело стало невесомым и взмыло ввысь, как дым от косяка с анашой. Легкие наполнились кристально чистым воздухом, и он приготовился к встрече со Всевышним. Гниде внезапно почему-то стало стыдно за наколки, и он порывисто засунул руки в карманы, пряча синие перстни.
Где-то впереди вот-вот должен был открыться тоннель с ярким светом в своем конце. Еще чуть-чуть, и удивительная музыка зазвучит в его ушах, предвещая главный сходняк. Гнида распахнул глаза во всю ширь и превратился в слух…
29 
