Последние отзывы

  77  

* * *

Под узким козырьком у 108-го отделения милиции сидел мрачный экстремал Распутин. Мимо ходили люди. Некоторые из них были в серой форме. А некоторые — нет. Клима это разнообразие удручало. Он ждал появления капитана Потрошилова, а посторонние менты его постоянно отвлекали. Распутин то и дело дергал головой, реагируя на чужие шаги. При каждом резком движении у него мутнело в глазах и мозгу. Но он не уходил и ждал. Впервые в жизни его спасли от тюрьмы. Пусть выгнав под дождь, но спасли! Впервые ради него кто-то жертвовал служебным положением. Причем после вражды на личном фронте. Это означало, что у доктора Распутина появился друг. Он сидел и ждал. Ему так хотелось, значит, так было правильно.

Козырек над головой от дождя не защищал. За ночь Клим промок до ботиночных стелек. Мелкая дрожь сотрясала крупное тело, отчего скамейка вибрировала, будто отбивая на стене 108-го отделения сигналы далекому другу.

Альберт Степанович Потрошилов ни о чем не догадывался. Молчаливые призывы из-за пределов дежурки до него не доходили. О появлении нового друга он не подозревал. Даже смутно. Несмотря на развитую дедуктивную интуицию. Изможденный нереализованной любовью капитан вообще не желал ни о чем подозревать или догадываться. Он страдал. Одиноко и гордо. Между выполнением служебных обязанностей и частыми звонками маме.

Дежурство заканчивалось трудно. Менял Алика старший оперуполномоченный с милицейской фамилией Сизов (СИЗО — следственный изолятор (мент.).). С вечера сменщик принял на грудь килограмм коньяка. Но далеко его не унес, растекшись по узкому служебному дивану пухлым телом. Для того чтобы уйти домой, Альберт Степанович произвел шесть холостых попыток реанимации Сизова. Тот контактов не хотел, будучи переполнен вчерашним алкоголем. Устав от бесплодных усилий, Алик подложил журнал сдачи дежурств под мясистую щеку храпящего оперуполномоченного, шепнув:

— Дежурство сдал. Извините.

Он вышел под дождь. Душа сыщика сочилась тоской в такт безостановочной мороси. Хотелось бросить все и уйти, уехать, убежать. Все равно куда. Лишь бы подальше от женщины Люды, которая не любит мужчин. Всех подряд. И даже капитана милиции. Судьба остальных его не волновала. А вот за себя было обидно от всей души.

— Эй, Альберт! — окликнул его осиплый простуженный голос.

Потрошилов вздрогнул от неожиданности. Так его называла только мама. Он обернулся. На скамейке сидел мокрый экстремал. «Распутин», — вспомнил Алик одиозную фамилию бывшего соперника, а ныне товарища по несчастью.

— Ты и вправду — Потрошилов? — прохрипел тот, поднимаясь со скамьи.

Огромное тело подрагивало. При каждом его колебании территорию 108-го отделения накрывала густая волна запахов. В ней была вся романтика Большого Мира для Настоящих Мужчин. От Распутина пахло перегаром, табаком, туалетной водой французского происхождения и плохо переваренным шашлыком. Особый шарм ему придавал аромат камеры временного содержания, исходящий от мокрой одежды.

Альберт Степанович оценил представшее перед ним явление комплексно. Непроизвольное напряжение дедукции подсказало сыщику примерную длину шага и ширину ступни экстремала. Тело интеллигентного мента рефлекторно подалось назад, подальше от физически превосходящего объекта. И, наконец, душа заныла еще больше при воспоминании о вчерашнем совместном крахе надежд.

Алик пристально всмотрелся в мрачное лицо Распутина, одновременно с подозрением принюхиваясь. Судя по виду и запаху, большой доктор тоже страдал. Это было немного странно и в то же время порождало чувство единения. Он вежливо отступил еще на шаг и ответил:

— Несомненно. — Путем несложного логического построения из восьми пунктов Алик вычислил корни случайной встречи. — Вы меня ждете?

Клим если и удивился невиданной прозорливости нового знакомого, то виду не подал.

— Точно! Мы ж теперь с тобой почти братья. Мучаешься?

Альберт Степанович вздохнул от всей израненной души. Так могут вздыхать лишь тяжело и безнадежно влюбленные мужчины. Распутин внимательно прослушал стон брата и кивнул:

— Аналогично. — Он с хрустом потянулся, разминая затекший позвоночник, и прохрипел: — Ладно. Слушай, пойдем поговорим? Есть предложение облегчиться друг на друга душами.

Абсолютно неожиданно для самого себя Алик вдруг кивнул. Ему страстно захотелось хоть на секунду избавиться от боли в груди. Захотелось хоть что-нибудь изменить в своей тоскливой обыденной жизни. Тем более что судьба подарила ему товарища по несчастью. Способного на мужскую солидарность. Испытывающего те же человеческие чувства. Пусть даже врача.

  77