Последние отзывы

  50  

Дальше Меф не слушал. Он понял, что они всту­пили в зону бесконечных чимодановских комбина­ций натурального обмена. При желании Петруччо достал бы даже вертолет, променяв его на беремен­ную крольчиху, три мешка цемента и выкопанный в парке куст роз.

Ирка уставилась на трехколесную коляску, как на гремучую змею. Еще позавчера она за двадцать минут пробегала Сокольники, а тут эти пухлые, пах­нущие резиной колеса, ручки и рычаги. Ирка держа­лась отлично, но челюсть у нее начала дрожать.

Чимоданов ничего не замечал. Он был под впе­чатлением от своего подарка.

— Сорок километров в час, однозначно!

Все уставились на Чимоданова. Тот по-прежнему не понимал, что означают все эти взглядики. Да и не собирался понимать.

— Да чо такое-то? Ну пусть тридцать пять! Да я от Битцы сюда на ней ехал! Натурально! Кто не ве­рит — пошли выйдем! — заорал Чимоданов.

Меф представил, как Петруччо несется на инва­лидной коляске по запруженным московским ули­цам, перестраивается через три полосы и орет на водителей.

— Откуда ты узнал? — спросил он у Чимоданова, дождавшись, пока тот выйдет в коридор.

— Про Ирку? Ната сказала.

— А она откуда?

— А ей Мошкин сказал.

— А Мошкину — я, — влезла Дафна. Меф кивнул. Обычный телеграф.

— Значит, надо ждать Евгешу, — сказал он. Чимоданов шумно почесался и ушел на кухню

питаться. То, что он в чужой квартире, волновало его мало. На кухне он мгновенно познакомился с Бабаней и принялся пожирать заготовленные для второй шарлотки яблоки.

Евгеша Мошкин, приход которого Меф преду­гадал заранее, долго не мог решиться появиться у Ирки. То есть прийти-то он пришел, но вот чтобы подняться и позвонить… А вдруг выгонят? Вдруг косо посмотрят? А вдруг он вообще ошибется квартирой?

Все эти «вдруг» были невыносимы для мнитель­ного Евгеши. Чем больше он думал, тем больше на­ходилось всяких «а если». Через десять минут Мошкину стало мерещиться, что и Меф не Меф, и Ирка не Ирка, и дом не дом.

Он бродил по газону сложной восьмеркой. Па­раллельно грыз ногги, обкусывая их по очереди, начиная с мизинца. Со стороны казалось, будто он сравнивает, какой палец у него вкуснее, и никак не может определиться. Внезапно Мошкин наткнулся на вытоптанную в траве дорожку. Казалось, какой-то человек ходил здесь всю ночь, а потом ушел.

Бедный Евгеша заметался. Он не желал находить­ся на газоне, по которому ночами ходят непонятные люди и творят непонятные дела. А вдруг его примут за того, другого, и мало ли, к чему это все приведет? Мошкин встряхнул головой и, выбрав из двух зол наименее зубастое, резво зашлепал к подъезду.

Евгеша начал подниматься по ступенькам, но случайно обнаружил под лестницей низкую дверь. Из приоткрытой двери тянуло сыростью. Хотя это было нетипично для Евгеши, он осторожно всунул голову, потянул носом, робко окликнул: «Есть тут кто, а?»

Никто не отозвался. Мошкин стал спускаться. Сердце терялось в груди. После десятой ступеньки лестница закончилась. Тянулись куда-то скучные забинтованные трубы. Подвал тускло освещался единственной лампой. Настойчиво пахло кошками. Изредка то одна, то другая длинная тень пересекала подвал и ныряла в щели под трубами. Евгеша прошел шагов десять и решил возвращаться.

В этот момент чья-то рука коснулась его голе­ни сразу над ботинком. Мошкин был не Ахилл, но пятки свои берег. Задыхаясь от ужаса, Евгеша сделал скачок и обернулся, готовый отразить нападение. На него никто не нападал. Под толстой трубой, на старом женском пальто, валявшемся здесь с незапа­мятных времен, спал Матвей Багров, некромаг и сын гусарского полковника.

Мошкин осторожно обошел его вдоль стены и поспешно убрался из подвала. В квартиру к Ирке он попал без сложностей, хотя страшно переживал, думая, как будет нажимать на кнопку и как предста­вится тому, кто к нему выйдет.

— Здравствуйте! Меня зовут… — громко начал он, услышав в коридоре шаркающие шаги.

В дверь просунулась полубандитская рожа Чимоданова.

— Да знаю я, как тебя зовут!.. Ты чего людям по мозгам звонишь? Не видишь: открыто?

Ирка поздоровалась с Мошкиным отрешенно-приветливо, как до этого с остальными. Бывшая валькирия о чем-то говорила, кому-то кивала, но была как мумия: ей хотелось забиться под одеяло и никого не видеть.

Наконец у Бабани закончилась шарлотка, а у Ирки — способность притворяться, что она рада. Улыбка у нее стала совсем кривая, как у человека, ко­торому сделали заморозку десен. Гости почувствова­ли, что пора расходиться. Они уже переглядывались, когда Ирка, толкнув обода коляски, оказалась рядом с Мефом.

  50